Страхование

История страхования стара как мир. Практики, напоминавшие выдачу страховок, были известны ещё в Древнем Риме – речь шла о договорах взаимной ответственности за транспортировку грузов либо о денежном вознаграждении за вероятный риск. Впоследствии они были развиты средневековыми мореходами. Первый законодательный акт по страховым вопросам был оформлен в 1435 г. в Барселоне. Из-за этого Испания считается родиной современного страхования, хотя упомянутый документ был лишь частью общего устава морских перевозок, известного как «Барселонские параграфы» (Los Capitolos de Barcelona). В них, в частности, описывались негативные последствия природных явлений, несовершенства тогдашнего судостроения и нападения пиратов.

Уже в то время морское страхование рассматривалось не только как средство защиты грузов, но и как способ заработка. Купец-займодавец передавал перевозчику (владельцу транспорта или ответственному за груз) некую сумму денег. При наступлении страхового случая (например, нападения разбойников) перевозчик оставлял эту сумму себе для покрытия убытков. Напротив, в случае благополучного исхода он по договору возвращал деньги заёмщику или его представителю, добавляя определённый процент от полученной с продажи прибыли. Во избежание взаимного недоверия и претензий обе стороны приглашали третье лицо, которое за комиссию обеспечивало подобную сделку.

Постепенно подобные специалисты стали собираться вместе, формируя рынок предложений. Купцы теперь смогли подбирать себе агента и условия страхования. Символом подобной организации стала кофейня Эдварда Ллойда (? – 1713 гг.), которую этот молодой купец открыл на Тауэр-стрит в Лондоне в 1652 г. В то время кофейня представляла собой нечто среднее между пабом, биржей, дискуссионным клубом и бизнес-центром. Ллойд сперва занимался посредническими операциями, сводя нужных людей и обеспечивая сделки своим именем. По первому требованию клиентам, наряду с кофе, предоставлялись газеты с биржевыми сводками, бумага и чернила.

Постепенно репутация Ллойда росла. Чтобы привлечь клиентов, он сделал в кофейне информационный стенд, где мелом писались текущие товарные расценки, расписание лондонского порта, сведения о пропавших кораблях. Многочисленные корреспонденты Ллойда присылали ему актуальную информацию из главных портов Европы, и сотрудники кофейни могли составлять что-то вроде современных биржевых котировок. Затем Ллойд пошёл дальше: один из его служащих, имевший поставленный голос, в определённые моменты громко зачитывал срочные сообщения, касавшиеся товаров и перевозок. Успех был колоссальным. Наследники Ллойда, получившие кофейню, зарегистрировали на её основе фирму Lloyd’s, которая существует до сих пор и известна по всему миру. Имя купца стало нарицательным и в дальнейшем использовалось страховыми компаниями по всему свету (как в случае «Северогерманского Ллойда»).

Вторым важным направлением наряду с морскими перевозками было страхование от огня. Из-за несовершенства системы отопления в домах и скученности построек города постоянно горели. Для борьбы с этим были созданы первые в истории страховые общества от огня – Генеральное общество страхования в Париже (1650 г.) и Взаимное общество страхования от пожаров (Friendly Society Fire Office) в Лондоне (1664 г.). Работа последнего, впрочем, начала развиваться позже, так как в 1666 г. Лондон был опустошён огнём в ходе вошедшего в историю Великого пожара.

Страхование жизни на тот момент не было распространено: в Европе по-прежнему бушевали войны и эпидемии, что делало подобный род страхования бесперспективным. Его рост наметился лишь во второй половине XVIII в., когда увеличение числа фабрик стало вызывать у сотрудников спрос на защиту от увечий и гибели. Здесь пальма первенства вновь принадлежала Англии и Франции, учредившими общества по страхованию жизни в 1762 и 1787 гг. соответственно.
Россия очень долго оставалась в стороне от европейских тенденций. Морская торговля начала развиваться только в петровские времена; неразвитость сухопутных путей сообщения и огромные расстояния способствовали тому, что купцы не стремились страховать свои грузы, зная, что часть всё равно пропадёт по пути. Подавляющее число строений даже в XVIII в. оставалось деревянными, и страховать их от огня было бесполезно для страхуемых и невыгодно – для вероятных страховщиков. Значительная часть населения России находилась в состоянии крепостной зависимости, и страхование жизни было им просто неведомо.

Именно эти факторы обусловили то, что страховая система в России изначально формировалась как вспомогательная отрасль для осуществления кредитных операций на внутрироссийском рынке. Те же купцы и дворяне кто все же хотел воспользоваться услугами страховых фирм вынуждены были делать это за границей. В ходе протекционистских экономических реформ Екатерины II манифестом от 28 июня 1786 г. создавался Государственный Заемный банк. При нём была организована специальная страховая экспедиция, которая располагалась в здании Пробирной палаты на канале им. Грибоедова в Санкт-Петербурге (здание не сохранилось). Одновременно было запрещено производить страховые операции с зарубежными компаниями (до этого дворяне платили большие суммы иностранным страховщикам). Таким образом фактически была установлена государственная монополия на страхование.
Выдача кредитов в Заёмном банке происходила под залог недвижимости, которая соответственно страховалась по государственным расценкам. Для амортизации рисков в залог не принимались деревянные постройки и те, что имели соломенную крышу. Страховая оценка была довольно высокой (обычно составляла 3/4 стоимости здания), а страховые взносы высчитывались по единому тарифу, составляя 1,5% оценки. В 1797 г. экспедиция была переформирована в отдельную Страховую контору.

Здесь, по адресу канал Грибоедова, 51 в Петербурге когда-то располагалось здание Страховой конторы

Создаваемая система была несовершенна с самого начала. Страховая экспедиция изначально не была ориентирована на получение прибыли, а скорее была призвана отслеживать движение финансов в условиях расстроенного войнами и тратами бюджетного дефицита царского двора. Заёмный банк был инструментом удержания денег внутри страны, не дававшим расти и без того огромному госдолгу (215 млн рублей к концу правления Екатерины, по сегодняшнему курсу более 500 млрд рублей). При этом, однако, правительство разрешало предоставлять в залог дома, уже застрахованные зарубежными компаниями. Для этого проситель просто платил страховой взнос в экспедицию по двойному тарифу (3% вместо 1,5%). Таким образом деньги всё равно уходили из страны, но в меньших масштабах.

Процедура оформления кредита шла через местные суды или городские думы, где создавались комиссии из «именитых граждан» (чаще всего дворян, иногда купцов). Зная не менее именитых просителей, они выдавали нужное решение по оценке здания, которое не всегда могло быть в надлежащем состоянии, и легко выписывали кредит, многократно превышавший залоговую стоимость. По данным статистики, за 40 лет работы Страховой экспедиции/конторы сумма всех застрахованных строений составила более 6 млн рублей, тогда как страховых взносов было собрано менее 3 млн рублей (соответственно примерно 12 и 6 млрд современных рублей). К моменту закрытия структуры в 1822 г. у неё на страховом балансе по всей огромной стране было всего 25 зданий на сумму 1,5 млн рублей (порядка 3 млрд современных).

Развитие торговли и промышленности тем временем повышало спрос на услуги страхования. Это заставило власти всерьёз задуматься об оживлении этого сегмента. В июне 1822 г. министр финансов, граф Дмитрий Гурьев внес в Государственный Совет проект реформы Страховой конторы с целью распространения в России страховой деятельности, «которого спасительное действие объемлет разного рода собственность, промышленность, торговлю и оные оживляет». В ходе разработки реформы, которой занимался уже преемник Гурьева, граф Егор Канкрин, впервые возникли мысли отменить госмонополию и передать страхование в частные руки. Одновременно с этим предлагалось перебороть зависимость от иностранных страховых компаний, куда ежегодно на взносы уходило до 10 млн (порядка 20 млрд современных) рублей, то есть как минимум втрое больше, чем обращалось в отечественной Страховой конторе.

Министры Гурьев (слева) и Канкрин (справа) – творцы страховой реформы

Ровно пять лет спустя после начала реформы, в июне 1827 г., было основано первое в истории страны «Российское Страховое от огня Общество», занявшееся одной из наиболее важных для той поры сфер страхования – противопожарной (массовое строительство оставалось деревянным). У его основ стоял банкир Людвиг Штиглиц (1779-1843 гг.).

Людвиг Штиглиц – вдохновитель «Российского Страхового от огня Общества», первой страховой компании в России…

и её головной офис в центре Петербурга на Большой Морской, 40

Штиглиц родился в Германии в еврейской семье придворного банкира. Уже в юности он проявил большой талант к предпринимательству. В 24 года Людвиг, получив кредит от дяди, приехал в Петербург, где зарегистрировал торговый дом. Сперва коммерсант вкладывал деньги в сахарное производство, затем стал разводить особую породу овец, из шерсти которых делалась форма для российской армии. Периодически делая крупные пожертвования и активно занимаясь благотворительностью, Штиглиц снискал расположение властей и занял должность правительственного консультанта, а в 1826 г. получил и баронский титул.

Будучи образованным человеком, Штиглиц активно интересовался вопросами государственного развития своей новой родины, изучал новейшую литературу по общественным наукам, любил общаться с интеллектуалами и учёными. Организуя новое общество, Штиглиц стремился учесть взаимные интересы правительства и частников. Так, власти предлагали через Государственный Заёмный банк ссуды под залог домов, а через Государственный Коммерческий банк – денежные авансы под товары, «если оные от огня застрахованы». Параллельно банкир запустил шумную пиар-компанию. Одним из её элементов было то, что «Первое Общество» своим капиталом перекроет ту сумму, которую раньше тратили на иностранных страховщиков (упомянутые 10 млн рублей, или 15 млрд рублей по текущему курсу). В итоге, правда, «Первое Общество» вышло на рынок с гораздо более скромными данными – всего 2 млн рублей (3 млрд современных). Тем не менее, Штиглицу удалось заинтересовать своим предложением многих придворных особ, которые в итоге сделали ему лучшую рекламу. Общество получило от царя Николая I множество преференций, включая 20 лет монополии на страхование от пожаров в обеих столицах и налоговые льготы.

«Первое Общество» являлось во многом новаторским по своей сути. Как следовало из его устава, клиентам предлагались различные сроки страхования (от 3 месяцев до 5 лет) с возможностью пролонгирования. В случае смерти страхователя договор страхования продолжал иметь силу и подлежал передаче наследникам. Будучи акционерным, «Общество» стремилось привлечь капиталы за счёт состоятельных клиентов, предлагая им участие в прибыли. В годы своего расцвета «Первое Общество» выплачивало невообразимые дивиденды – до 50% годовых. Если в начале существования организации цена одной акции составляла 50 рублей, то через 20 лет она выросла в 10 раз, достигнув 500 рублей (соответственно 75 000 и 750 000 современных рублей). Страховые взносы заметно варьировались и напрямую зависели от особенностей здания. Так, если постройка была из камня с железной крышей, отчисление составляло 0,8% от страховой суммы, если каменная с деревянной крышей – то 1,1%, а если полностью деревянная – то 2% в год.

Экономически активная часть населения, заинтересованная в доступных кредитах и выгодных условиях реализации товаров, бросилась страховать свои дома и постройки. К 1847 г. «Первое Общество» страховало более 0,5 млн объектов, что позволило ему увеличить свой капитал вдвое – до 4 млн рублей (соответственно 8 млрд современных). В принципе Штиглица интересовали именно «горячие» клиенты, которые были готовы давать деньги здесь и сейчас. Кроме того, было очень желательно, чтобы они приобретали акции компании. В ряде случаев «Первое Общество» могло отказаться страховать объект. К примеру, ограничения налагались на некоторые типы зданий, где существовала высокая возможность возгорания (мельницы, лесопилки), а также на ряд профессий их владельцев (там, где для работы были необходимы легковоспламеняющиеся материалы, такие как пакля или смола).

Всякий раз для оценки здания «Первое Общество» отряжало своего архитектора. Если такой возможности не существовало, можно было пригласить специалиста со стороны, но последующую приёмку должна была осуществлять комиссия из представителей «Общества» и местных властей. При наступлении страхового случая возмещение выплачивалось всегда, исключениями были: война, внутренние беспорядки, стихийные явления и злой умысел владельца имущества, совершившего поджог для получения страховых денег. Чтобы не возникало казусов, «Первое Общество» стало нанимать в качестве своих представителей местных почтмейстеров, которые знали всех окрестных владельцев или вероятных получателей страховых документов в лицо.

Полис «Первого Российского Страхового от огня Общества», один из первых российских страховых полисов, 1850 г. Заполнен на немецком языке, вероятно, предназначался для иностранца. Птица Феникс символизирует возрождение из пепла

Жестяная пломба «Первого Российского Страхового от огня Общества». Набивалась снаружи на деревянный дом бесплатно, показывая, что он застрахован. Подобные пломбы кое-где сохранились на старых домах

Вдохновившись первоначальным успехом, Штиглиц со своими партнёрами в 1835 г. запустили «Второе Российское Страховое от огня Общество», получившее от властей аналогичные «Первому Обществу» привилегии.

Полис Второго страхового общества Штиглица

В этот раз дела, однако, пошли не так хорошо. С одной стороны, «Первое Общество» уже успело аккумулировать значительную часть кредитоспособных клиентов. Вместе с тем, экономическое развитие тогдашней России сильно тормозилось её крепостническим укладом. Из-за него в стране по большей части царили натуральные формы хозяйства, а деньги играли лишь второстепенную роль. Желание расширить страховые общества наталкивались на то, что в стране, где фактически не было рыночных отношений, просто не обращалось нужное количество денег для выкупа акций или паёв страховых компаний. Кроме того, вдохновитель страховой реформы граф Канкрин, наблюдая политический кризис николаевской системы, стремился удержать позиции помещичьего дворянства – экономической опоры тогдашнего строя. Государственный Заёмный банк всё неохотнее выдавал ссуды под залог недвижимости, предпочитая принимать крепостных.

Именно этот сюжет был обыгран Николаем Гоголем в его «Мёртвых душах». В своей поэме Гоголь описал бизнес-план Павла Чичикова, отставного чиновника, выдававшего себя за помещика. Этот план был на удивление прост. Из-за особенностей фискально-ревизионной системы в России той поры учёт крепостных вёлся нерегулярно – в лучшем случае раз в 10 лет. Между одной и другой ревизией умершие люди на бумаге числились живыми. Чичиков собирался объехать нескольких помещиков, выяснить, кто из их крепостных умер, за сходную цену оформить их к себе в собственность, а затем получить под них хорошую ссуду в Заёмном банке. Поскольку собственность подлежала страхованию, очевидно, следующим шагом Чичикова было оформить себе фиктивное землевладение и застраховать свои «мёртвые души», как тогда говорили, «на дожитие». До начала следующей ревизии он мог заявить, что его крепостные умерли, чтобы получить за несуществующих людей ещё и страховую сумму.

Чтобы защититься от подобных схем, правительство решилось отпустить страховой бизнес в «вольное плавание», не став пролонгировать монополию «Первого» и «Второго Обществ». Этим воспользовались конкуренты Штиглица – братья Лев и Василий Перовские. Внуки графа Кирилла Разумовского, последнего гетмана Украины, и дети министра просвещения, они занимали высшие места в государственной иерархии: Лев был министром внутренних дел, а Василий – адъютантом Николая I. В связи с приближающимся окончанием монополии «Обществ» Штиглица они обратились к царю с проектом новой страховой организации. Так в 1846 г. появилось «Страховое от огня общество Саламандра». Символом компании это симпатичное земноводное стало потому, что оно одинаково комфортно чувствует себя на суше и в воде. Тем не менее, по привычке его в обиходе некоторое время называли «Третье Общество».

Братья Лев (слева) и Василий (справа) Перовские – основатели «Страхового от огня Общества Саламандра»

Здание «Саламандры» в Петербурге на Гороховой улице, 6. Над входом виден фирменный знак компании

Основывая новую страховую структуру, Перовские и их компаньоны действовали достаточно самонадеянно. Ощущая близость к царской особе, они рассчитывали на определённые преференции, однако этого не произошло. В условиях экономического кризиса страховые общества были обложены всевозможными сборами и пошлинами. Так, при среднем страховом взносе в «Саламандре» (56 копеек с 1000 рублей) косвенные государственные сборы порой достигали 75 копеек с 1000 рублей, то есть новое общество какое-то время работало себе в убыток. Из-за этого первоначально заявленный капитал – 3 млн рублей – уже в 1849 г. пришлось сократить до двух (соответственно с 6 до 4 млрд современных). Дивиденды фирмы не могли сравниться с «Первым Обществом»: иногда, в лучшие годы, они достигали 14,6%, однако их среднее значение за всё время существования «Саламандры» не превышало 2%. Неудачные финансовые операции одного из компаньонов Фридриха Классена, стоили компании ещё 0,5 млн рублей (1 млрд современных). История не сохранила конкретные точные причины провала, однако, скорее всего, речь шла о неудачных вложениях в ценные бумаги.

Реклама страхового общества «Саламандра». Начало XX в

Чтобы удержаться на плаву, новый председатель правления «Саламандры», граф Михаил Муравьёв, сменивший умерших братьев Перовских, в 1860 г. пригласил на должность директора правления кризисного менеджера, британского финансиста Эдварда Мейера. Именно Мейер привнёс в деятельность общества ряд черт, которые впоследствии характеризовали всю страховую отрасль.

Эдвард Морисович Мейер, управляющий директор «Саламандры»

В том же 1860 г. Мейер основал в Петербурге банковский дом «Мейер и Ко.», который, помимо стандартных операций, занимался учреждением, финансированием и управлением самыми разными активами – железнодорожными обществами, промышленными объектами, горнорудными разработками. Используя свои возможности, Мейер грамотно инвестировал средства «Саламандры», что позволило ей выйти из кризиса и совершить рывок вперёд.

Обложка памятного издания в честь 50-летия существования «Саламандры»

Деятельность Мейера впервые представила российское страхование как тесно аффилированное с банковской системой. Это означало, что банки фактически управляли активами страховых компаний для получения прибыли. Страховые общества, в свою очередь, страховали банковские активы и операции с ними на льготных условиях, что не мешало им одновременно вести собственный бизнес и открывать в этих банках срочные счета. В любом случае, страховые компании становились тесно аффилированными с теми или иными банками. Так, к примеру, «Саламандра» со временем стала фактической структурой Русского для внешней торговли банка (предшественника советского Внешторгбанка), организованного при непосредственном участии Мейера.

Здание Русского для внешней торговли банка на Большой Морской, 32

Отмена крепостного права в 1861 г., обеспечившая мобильность населения и развитие внутреннего рынка, дала огромный стимул для развития страховых обществ. Именно в пореформенную эпоху 1860-х гг. страховое дело оформилось в том виде, в каком оно затем просуществовало до самой революции. Во-первых, его стал характеризовать максимальный охват, при этом клиент не обязательно становился акционером компании. Текущей деятельностью обществ стали руководить правления, куда обычно входило 7 членов и 3 кандидата (кандидаты могли потеснить кого-то из членов, если тот был пассивным в управлении и развитии бизнеса компании, это было дополнительным стимулом для работы на развитие компании для обоих), причём каждый владел не менее, чем сотней акций (следует отметить что обычно число акций редко превышало несколько тысяч). Созданные при правлениях отделы занимались сбором страховой статистики по всей стране. Впервые возникли структуры, занимавшиеся перестрахованием (вторичным размещением страховых рисков), что раньше не практиковалось. Каждое страховое общество разбивало страну на территориальные округа, (их возглавляли страховые инспекторы), а те, в свою очередь, на участки (их обслуживали агенты).

С целью извлечения максимальной прибыли специалисты страховых обществ занимались детализированной экспертизой каждого случая. Если речь шла о противопожарном страховании недвижимости, её следовало сперва отнести к определённому классу (город, село, фабрика, усадьба, театр и цирк, элеватор, пристань, лесные угодья). После этого составлялась особая анкета, полная каверзных вопросов – к примеру, есть ли в здании печи, как они топятся и из какого материала сделан дымоход. В случае грузоперевозок по воде эксперт досконально изучал состояние судна и груза, сверялся с негласными списками бортов, которые уже получали страховые выплаты и доставляли убытки страховщикам. Когда клиент подавал заявку на страхование жизни, анкета была ещё более подробной и учитывала состояние здоровья и род занятий не только самого клиента, но и его родственников. Страховщик был обязан выяснить, пьёт ли субъект, если да, то что и в каких количествах. На всякий случай следовало ещё выяснить, откуда родом человек, и заглянуть в таблицу смертности по его региону, чтобы не прогадать. Малейшее несоответствие могло повлечь отказ в выплате страховой суммы.

В новых условиях конкуренция стала очень высокой, и между страховщиками началась борьба за клиентов. Стремление страховых компаний привлечь как можно больше потребителей часто оборачивалось не самым лучшим образом. Прежде всего, это касалось агентской сети. Изначально в качестве агентов страховых обществ на местах приглашались именитые и обеспеченные люди. Они работали за комиссию (обычно она составляла 10%, если сделку проводили два агента, то вознаграждение делилось в равных долях). Само сотрудничество с крупной страховой компанией укрепляло их собственный авторитет.

Общества рассылали агентам специальные инструкции, содержавшие порядок их работы. Как следовало из них, агенты «ласковым и приветливым обращением, точным исполнением своих обязанностей» должны были «заслужить доверие и расположение публики, не выжидать, пока явятся страхователи с предложениями, но самим стараться приобрести солидных страхователей по хорошим премиям». До проверки всех обстоятельств агент имел право выписать клиенту только временное свидетельство. После улаживания всех документальных формальностей головной офис присылал клиенту его именной полис. За бланк, помимо госпошлин, следовало заплатить 25 копеек (примерно 400 рублей).

Образец временного свидетельства…

… и сам страховой полис

Этот документ, который пересылался обычной почтой, ставился наравне с ценными бумагами: при несовершенстве тогдашней паспортной системы злоумышленник мог подделать удостоверение личности (или присвоить чьё-то) и пользоваться чужим полисом. Именно поэтому при утере полиса его хозяин должен был немедленно опубликовать об этом сообщение в печати и затем предоставить вырезку с официальным объявлением агенту.

Специальная инструкция для агентов страхового общества подсказывала им, как действовать в каждом отдельном случае

По мере разрастания агентской сети на строгие критерии отбора стали закрывать глаза. Работа на страховую компанию стала для агентов в первую очередь родом дополнительного заработка. Поскольку страховые общества тоже были заинтересованы в получении максимальной прибыли, они позволяли агентам нанимать субагентов, никак не регламентируя их взаимоотношения. Более того, головной офис предписывал агентам осуществлять денежные переводы по безналичному расчёту через Государственное казначейство и высылать наличность только в крайнем случае – это делалось для налоговой и пошлинной прозрачности. Механизм был достаточно прост: компьютерной системы не существовало, и местное отделение Казначейства заполняло платёжное поручение, которое затем в банковском мешке, вместе с инкассированными деньгами и другими ценностями, ехало в дилижансе или поезде по адресу. По этому поручению сотрудник головного офиса получал деньги у себя на месте.

Подобный подход к делу в итоге принёс страховщикам немало хлопот. Субагенты начали принимать у небогатой клиентуры страховые взносы в рассрочку, имея с этого свой «откат». На фоне массового исхода крестьян из деревень в города агенты, получая от субагентов собранные взносы наличными, фактически занимались за счёт страховых обществ мелким кредитованием, предлагая переселенцам «быстрые» деньги (разумеется, за высокий процент). При этом ни те, ни другие не задумывались, что из-за просрочки по выплатам взносов изначальный клиент рискует вообще остаться без полиса. Очевидно, такая деятельность не оставалась без участия инспекторов, которые, видимо, были в доле.

Работая на местах, агенты и инспекторы придумывали различные схемы получения денег. Некоторые из них стали известны благодаря публикациям бывших сотрудников компаний, стремившихся по какой-то причине разоблачить их деятельность. Приведём несколько примеров. Во взаиморасчётах головного офиса с местными отделениями существовала практика облиго – суммы, которую инспектор предъявлял к погашению. Обычно облиго составляло 15 000 рублей (около 22 млн современных). Задаток с 1 000 рублей страховой суммы (примерно 1,5 млн современных), вносимый клиентом, составлял 1%, то есть 10 рублей (15 000 современных). Такая же комиссия полагалась инспекторам. Как выяснилось позже, они каждый месяц предоставляли к оплате фальшивые облиго. К примеру, они указывали, что с 75 000 рублей (около 110 млн современных) получили от клиентов соответственно 750 рублей (около 1,1 млн) задатков. Общество принимало облиго, высылая инспектору положенные 100 рублей комиссии (примерно 150 000 современных). Учитывая, что переводы взносов осуществлялись только по безналу, инспектор получал и живые деньги по фальшивым документам, и пользовался в своих целях той наличностью, которую реально получал от клиентов. Указанные 750 рублей существовали лишь на бумаге. В случае проверки инспектор мог объясниться тем, что остаток средств был потрачен на непредвиденные расходы, или возвращён страхователям при досрочном расторжении договоров, или потрачен на вознаграждение субагентам – можно было придумать множество причин. «Раскидать» деньги по проводкам в отчётности или даже вести сразу две книги для опытного бухгалтера не было проблемой.

Порой доходило до откровенного мошенничества. В Харькове клиент, обратившийся к страховому агенту, пожелал застраховать приданое дочери. Получив временное свидетельство, он начал исправно платить взносы. Когда через некоторое время он захотел обменять свидетельство на полис, то выяснилось, что он аннулирован за неуплату взносов, которые, как оказалось, просто шли в карман агенту. Другой человек в Петербурге пожелал застраховаться на случай смерти. Большую и сложную в таких случаях анкету он доверил заполнить агенту, заплатил вперёд годичный взнос и взял у агента расписку о возврате средств, если риск будет признан ненадёжным. По медицинским показаниям расклад оказался неблагоприятным: по врачебному заключению человеку оставалось жить недолго, и смысл в страховании отпадал, о чём он сообщил агенту. Однако последний уже заполнил и отправил в центральный офис анкету, по которой клиент оказался застрахованным пожизненно. Суд в итоге выиграло страховое общество, так как по правилам его представитель не имел права выдавать от имени общества какие бы то ни было расписки.

Нам известны и аферы, связанные с банкротством. Вероятно, самым громким дореволюционным делом была афера Ивана Рыкова, директора Скопинского городского банка. Пользуясь своим положением, он в конце 1860-х гг. организовал финансовую пирамиду, когда каждый следующий вкладчик получал всё более высокие дивиденды за счёт предыдущего. Параллельно Рыков вёл фальшивую отчётность, которая предоставлялась властям. По ней банк имел высокую операционную прибыль, выпускал и реализовывал ценные бумаги, осуществлял страхование вкладов. Это продолжалось больше 10 лет – подлинная ситуация стала известна только благодаря публикациям местных активистов. К тому моменту, как в банк пришли вкладчики с полицией, он уже успел объявить о банкротстве. Рыков был арестован и получил пожизненный каторжный срок.

Дело могло принимать и криминальный оборот. В 1909 г. все российские газеты писали о деле братьев Гилевичей – Андрее и Константине. Оно стало известно в рамках знаменитого «убийства в Лештуковом переулке». Застраховав свою жизнь на крупную сумму, Андрей разместил в печати анонимное объявление о поиске секретаря, обещая приличный оклад. Из всех кандидатур он затем выбрал человека, наиболее похожего на себя физически, и убил его, отрубив ему голову, чтобы опознание стало невозможным. Затем появился Константин, который опознал труп «брата» и получил на его имя страховые деньги. В дальнейшем подобную схему планировалось всякий раз повторять, однако этому помешала полиция.

Тот самый дворовый флигель по Лештукову (сейчас – Джамбула) переулку, 2, где произошло самое известное «страховое» убийство. Крестиком обозначено одно из окон четырехкомнатной квартиры на третьем этаже, где развернулись события

Современный вид

Два года спустя, в 1911 г., история в чём-то повторилась. Аферист Сигизмунд Поплавский застраховал свою жизнь на большую сумму. Затем, подкупив врача, он получил фальшивое свидетельство о собственной смерти и продолжил жить по паспорту своего умершего друга Ивана Федюнина, которому до этого завещал получить деньги за «покойного» Сигизмунда. У страховщиков не возникло никаких вопросов относительно подлинности документов. Через некоторое время лже-Федюнин снова застраховал свою жизнь и купил новый паспорт, а его жена опознала «мужа» в одном из невостребованных трупов городского морга. Подобные операции Поплавский проворачивал 14 (!) лет, пока не попал в поле зрение полиции, которая случайно обнаружила, что Федюнин «умирал» дважды, и по цепочке вышла на Поплавского.

Из-за подобных комиссионеров в народе сформировался резко негативный образ страховщика как нечистого на руку и вёрткого проходимца. На этом фоне уже в пореформенную эпоху произошёл резкий рост обществ взаимного страхования. В их основе лежал принцип коллективного участия различных предприятий и организаций, которые организовывали кассу взаимопомощи. Правление такого общества избиралось на общем собрании участников и обычно состояло из 3 человек, которые переизбирались раз в несколько лет. Правление занималось широким кругом вопросов, который включал, помимо прочего, «заведывание капиталами и имуществом общества, сношение с правительственными местами и лицами», равно как и «защитой прав и интересов общества по исковым делам».

Деятельность больших страховых компаний и маленьких локальных обществ взаимного страхования со временем переросла в настоящую войну. Крупные игроки обвиняли своих оппонентов в том, что они якобы функционировали по принципу финансовых пирамид, когда риски предыдущего вкладчика гасились средствами нового. В вину таким обществам ставилось и то, что они экономят на всём, включая агентуру и экспертизы, что оборачивается для надежности не лучшим образом.

Напротив, общества взаимного страхования считали, что крупные страховщики наживаются на своих клиентах, не стремясь защищать их интересы, и распространяли в прессе ложную информацию о сверхдоходах крупных страховщиков, на которые следовало бы обратить внимание надзорным органам. Одним из главных аргументов в этой связи было так называемое «участие в получении прибыли», предлагавшееся крупными игроками. Для клиента известной компании, после определённого срока пользования страховыми продуктами (обычно он составлял три года), за его лояльность предусматривалось с четвёртого года получение дивидендов с оборотов фирмы. К примеру, с 10 000 рублей (15 млн рублей современными) застрахованного имущества человек платил по тарифу с участием в прибыли годичный взнос 368 рублей (примерно 550 000 рублей современными). При актуальной цифре дивиденда в 7%, установленной страховым обществом, человек должен был получить в год 25 рублей 76 копеек (около 40 000 рублей). При этом по тарифу без участия в прибыли он платил 334 рубля взносов (примерно 500 000 рублей). Как отмечали во взаимных обществах, клиент, внося указанные дополнительные 34 рубля, таким образом не только не получал выгоды от дивиденда, но ещё и приплачивал компании 8 рублей 24 копейки (около 10 000 рублей) ежегодно.

Война, однако, закончилась ничем. Оба сегмента страхования – крупное и малое – стали существовать в двух разных плоскостях. При этом рынок крупного страхования уже к концу XIX в. оказался поделен между несколькими большими игроками. «Первое» и «Второе» общества, равно как и «Саламандру», стремительно теснили молодые и очень активные компании – «Волга», «Якорь» и «Россия».

Первые две компании были основаны одна за другой: «Волга» открылась в 1871 г. в Нижнем Новгороде, откуда в 1913 г. перебралась в Петербург, её основной капитал составил 1 млн рублей (примерно 1,5 млрд современных). Председателем правления «Волги» был Дмитрий Дёмкин, занимавший аналогичную должность в Русско-французском банке и одновременно бывший заместителем петербургского градоначальника (тогда такое совмещение было возможным). В состав правления входили владельцы и топ-менеджеры крупных петербургских банков, в том числе Дмитрий Рубинштейн (директор Русско-французского банка) и Морис Верстрат (Русско-Азиатский банк). Руководители общества были связаны между собой дружескими и родственными узами. К примеру, управляющий «Волги», Борис Гессен, был братом директора крупнейшего волжского пароходства «Кавказ и Меркурий», Юлия Гессена.

Офисное здание на Невском проспекте, 46, где располагалось правление общества «Волга»

Компания «Якорь» была зарегистрирована в 1872 г. в Москве с основным капиталом 2,5 млн рублей (примерно 3,7 млрд современных). У её основания стояли крупные московское предприниматели, прежде всего, текстильный магнат Кузьма Солдатенков (1818-1901 гг.) и кондитерский король Алексей Абрикосов (1824-1904 гг.). Если «Волга» специализировалась на страховании водных грузоперевозок и карго, то «Якорь» сразу стал универсальным страховщиком, занимавшимся и грузами (на воде и на суше), и защитой от пожаров, и страхованием жизни.

Реклама страхового общества «Волга»

Акция страхового общества «Якорь»

Наконец, в марте 1881 г. на рынок вышла, пожалуй, самая известная и крупная дореволюционная страховая компания – «Россия». Всего за несколько лет она стала признанным лидером отечественного страхования. Одним из тех, кто стоял у истоков общества, был барон Гораций Гинцбург (1833-1909 гг.). Выходец из еврейской купеческой семьи, обладавший большим коммерческим талантом, он, подобно своему предшественнику Штиглицу, быстро сделал состояние и снискал большую известность и уважение.

Гораций Гинцбург

Для управления делами «России» Гинцбург пригласил опытного топ-менеджера, австрийца Романа Пенля. Он занимал должность директора около 30 лет, до самой своей смерти.

Роман Иванович Пенль, управляющий директор общества «Россия»

При нём компания, развернувшая около 1 000 агентств по всей стране, достигла невиданных результатов. Начав со страхования жизни, «Россия» за 20 лет (1881-1901 гг.) поднялась с уровня 500 человек и суммы в 2 млн рублей до 75 000 человек и суммы 160 млн рублей (соответственно 2,5 млрд и 200 млрд современных рублей). Для высчитывания взносов «Россия» разработала своеобразный классификатор. Все клиенты, желающие застраховать свою жизнь, делились на пять классов – от самого низкого (1-го) до самого высокого (5-го) по степени опасности. К примеру, служащие и предприниматели относились к 1-му, самому безопасному классу, так как считалось, что большую часть времени они проводят в офисе.

Иногда классификация была ясна. Так, страхование офицеров в мирное время подразумевало 2-й класс для пехоты, 3-й – для кавалерии (высока вероятность падения с лошади и травмы) и 5-й – для артиллерии (несчастные случаи на стрельбах). Обычным врачам полагался 2-й класс, тюремным – 3-й (непредвиденные ситуации), сотрудникам психиатрических больниц – 5-й (работа с опасным контингентом). Тем не менее, порой логику трудно было понять. Так, для домашних кухарок полагался 3-й класс, а для ресторанных – 4-й (стоило ли думать, что работа в ресторане опаснее?). Городские священники получали 1-й класс, а сельские – 2-й (получалось, в деревне для них было менее безопасно, чем в городе). Для занятий, связанных с повышенной опасностью (например, пожарных), добавлялся особый, 6-й класс страхования, а представители некоторых профессий (артисты цирка, авиаторы, жокеи) вообще не могли рассчитывать на страховку – считалось, что их образ жизни настолько непредсказуем, что страховать их невыгодно для компании.

Полис страхования жизни общества «Россия»

Головной офис общества «Россия» в Петербурге, на Большой Морской, 37

Со временем Пенль разработал широкую сетку страховых продуктов, которая стала самой разнообразной среди страховых компаний. Так, «Россия» страховала доходы по старости, несчастные случаи, транспорт, кражи со взломом, гибель скота. Насколько чутко в «России» реагировали на спрос говорит тот факт, что, на волне рабочих забастовок и уличных демонстраций, охвативших империю, компания стала страховать оконные стёкла.

Даже на этот счёт существовала отдельная инструкция

Чтобы не задевать интересы друг друга, ещё в 1875 г. крупные страховые компании заключили между собой конвенцию и внимательно следили за её исполнением. Тех игроков, которые не хотели играть по правилам, быстро выталкивали со страхового рынка. Так произошло, к примеру, со страховым обществом «Москва». Оно открылось в 1888 г. под слоганом создания крупнейшего в России взаимного общества, действовавшего по принципу тех, с кем боролись «большие» страховщики. Заложив в качестве основного капитала 1 млн рублей (примерно 1,5 млрд современных, столько же, сколько у «Волги»), «Москва» начала резкий демпинг, рекламируя самые низкие ставки страхования. В ответ на это крупные компании, обладая куда более мощными ресурсами, на некоторое время сбросили суммы взносов практически до нуля, тем самым разорив «Москву», которая вынуждена была закрыться в 1893 г. Примерно такая же участь постигла ещё два общества: «Россиянин» (1890-1894 гг.) и «Отечество» (1891-1894 гг.).

В этой связи возникает вопрос – насколько вообще был прибыльным страховой бизнес в России? Ответ на него следует давать, исходя из той специфики, которая действовала в то время. Как уже было сказано, крупные страховые компании были своего рода вспомогательными организациями банков/банковских групп, которые нередко становились основными акционерами страхового общества. Подобная аффилированная компания, за счёт резервов из внесённых страховых взносов, выступала для банка надёжным поставщиком ликвидности, средства которого при этом были подконтрольны. Ориентированность на клиента здесь была второстепенной. По статистике, 12 ведущих германских и столько же британских обществ в каждом случае стабильно выплачивали 36% прибыли в качестве дивидендов, тогда как 17 больших российских компаний – лишь 14%. Средний дивиденд составлял 7,5% годовых. Чистая прибыль российских страховщиков тоже была относительно невысока. Так, у «Первого общества», после всех вычетов, она колебалась от 0,5 млн до 1 млн рублей (0,75 – 1,5 млрд современных) в год, у «Саламандры» составляла порядка 200 000 рублей (0,3 млрд современных). Наиболее доходной была «Россия», чистая прибыль которой превышала 2,5 млн рублей в год (более 3,7 млрд современных). Таким образом, даже известные страховые общества могли уступать по прибыли производителям алкоголя или духов.

Страховым компаниям предписывалось делать всю свою отчётность публичной. Таким образом в наши дни мы можем узнать об их операциях

Страховые общества в основном инвестировали собранные страховые премии в ценные бумаги и недвижимость. В основном страховщики интересовались облигациями российских частных компаний, обычно выплачивавшими 3-5% в качестве купонного дохода. Во всех крупных городах империи появлялись доходные дома страховых обществ. В Москве они облюбовали район Лубянской площади и начали застраивать его, как будто соревнуясь друг с другом:

Дом «Первого Общества» (сегодня – площадь Воровского/Б. Лубянка, дом 5)

Дом Общества «Россия» (сейчас – Б. Лубянка, д. 2), в советское время дореволюционное здание было фактически встроено в новое

Дом страхового общества «Якорь» (Б. Лубянка, д. 11) остался практически неизменным

Сдача недвижимости в наём под жильё и офисы стала отдельной большой статьёй дохода компаний. Так, «России» только её недвижимые активы приносили порядка 1 млн рублей (1,5 млрд современных) в год, а её общая стоимость оценивалась в 26,5 млн рублей (около 40 млрд современных).

Список недвижимости общества «Россия» впечатляет

Жемчужиной московского градостроительства по праву является доходный дом общества «Россия» на Сретенском бульваре:

Доходный дом общества «Россия». Строительство завершено в 1902 г. Считается искусствоведами самым красивым жилым домом в Москве. Современный адрес: Сретенский бульвар, д. 6

Здесь сдавалось 148 квартир премиум-класса площадью от 200 до 400 (!) квадратных метров. Дом был суперсовременным для своего времени: в каждой квартире было паровое отопление, оборудованная кухня, ванна с нагревателями и кондиционеры. Дом «России» по сути представлял собой многофункциональный комплекс, ставший прообразом знаменитого Дома на Набережной. Электроснабжение и освещение дома осуществляла собственная небольшая электростанция, вода поступала из специально пробитой артезианской скважины, в подвале и на чердаке располагались прачечные. В угловой башне находилась смотровая площадка с кафе.

Примечательно, что в доходных домах необязательно сдавались лишь квартиры. Здесь могли располагаться офисные площади, в том числе служебные помещения самих страховых компаний (как в случае с «Якорем»).

Стоит упомянуть и о том, что перед революцией страховые общества стали активно интересоваться зарубежными инвестициями. Так, «Якорь» приобрёл пакеты акций целого ряда американских компаний, а «Россия» купила в Соединённых Штатах свой первый доходный дом.

Особой активностью в сфере инвестиций в американские ценные бумаги отличалось общество «Якорь»

Тем не менее, позиция рядовых потребителей оставалась неизменной. Расхождения обществ взаимного страхования и крупных игроков продолжались. На предприятиях, в больницах и учебных заведениях стали появляться собственные кассы взаимопомощи. Критика «России» и других больших участников рынка неизменно появлялась на страницах «Страхового обозрения», первого российского специализированного журнала по вопросам страхования (выходил с 1890 г.). Активисты взаимного страхования продвигали идею национализации отрасли на фоне отрицательной репутации крупных страховых компаний.

Обложка журнала «Страховое обозрение»

Революционные события сперва не повлияли на работу страховых обществ, которые продолжали функционировать до самого конца 1918 г. Национализация компаний и их капиталов произошла в феврале 1919 г. решением Наркомата труда. Руководители высшего звена эмигрировали и, используя капиталы своих обществ, продолжали заниматься финансовыми операциями. Так, Дмитрий Рубинштейн осуществлял их в Берлине, а Гинцбурги – во Франции.

Интересна судьба головных офисов крупных страховых компаний. По странному совпадению после революции все их заняли органы госбезопасности. Первая резиденция ВЧК с декабря 1917 по март 1918 гг. находилась в Петрограде, на Гороховой в здании «Саламандры», откуда сперва переехала в московский дом общества «Якорь» на Большой Лубянке. С 1920-х гг., когда службы разрослись, чекисты перебрались в более просторное здание общества «Россия» на Лубянской площади. В годы террора в бывших домах «Якоря» и «России» происходили многочисленные расстрелы. Так родилась старая московская поговорка: «был Госстрах – стал Госужас».

Обычные сотрудники либо остались в Советской России и участвовали в создании уже советского Госстраха, либо продолжали свою работу за пределами России. Так, к примеру, в 1930-х гг. в Белграде продолжал работать офис прежнего гиганта российского страхования – общества «Россия», которое сохранило свои зарубежные активы. Ещё любопытнее была ситуация с «Саламандрой». Когда стало известно о предстоящей ликвидации страховых обществ, «Саламандра» быстро вывела капиталы за границу и перенесла деятельность из Петрограда в Копенгаген, где продолжала работать до середины 1950-х гг., пока не была поглощена крупными страховыми компаниями.