Сахар

Сахар как продукт известен с глубокой древности. Ещё в древней Индии жители собирали засохший сок сахарного тростника и выпаривали из него крупинки сахара. Индия и в наши дни является крупнейшим производителем сахара в мире. В III веке до нашей эры сладкий сок попал в Египет, откуда римляне принесли его в Европу, открыв первые плантации тростника на территории современных Италии и Испании. Именно эти страны стали основными европейскими поставщиками сахара в Средние века. Итальянцам приписывается изобретение классической фасовки сахара – так называемой сахарной головы. Тростниковый сахар рафинировали и заливали в узкие глиняные ёмкости, где он затвердевал и превращался в слиток. Полученный продукт дробили и продавали на вес. Сахарные головы были в продаже по всему миру (в том числе и в России), а в некоторых странах их можно купить и сейчас.

Сахарная голова современного тульского производства

В наши дни являющийся неотъемлемой частью повседневного стола, сахар долгое время использовался как лекарство, а не как еда. Его популярность начала расти во времена крестовых походов (XII-XIII вв.), когда рыцари, долгое время жившие на Ближнем Востоке, привыкали к сахару и способствовали его распространению у себя дома. Новую жизнь производство сахара приобрело на рубеже XV-XVI вв., когда Христофор Колумб завёз сахарный тростник в Новый Свет, откуда впоследствии в Европу начало поступать практически всё сахарное сырьё.

Примерно в это же время сахар впервые появился на Руси. В ту пору он считался деликатесом, наслаждаться которым постоянно могли лишь царь и высшая знать. В XVI-XVII вв. объём сахара, эквивалентный современному пакетику, который бесплатно дают к чаю, стоил 1 рубль. Для сравнения килограмм муки стоил полкопейки, килограмм красной рыбы – 2 копейки, а среднемесячный заработок ремесленника составлял 90 копеек. Из-за этого простой народ предпочитал стоивший гораздо дешевле мёд.

Первым, кто решил сделать сахар доступным для всего населения, стал Пётр I. Распробовавший его в ходе европейского вояжа, царь повелел организовать производство у себя на родине. В 1718 г. по указу Петра была учреждена Сахарная палата, которой подчинялся открытый в том же году первый сахарный завод в Петербурге. Управлять заводом было поручено обрусевшему голландцу Павлу Вестхофу (Вестову). Это был опытный предприниматель, который работал в России больше 20 лет и создал капитал, организуя доставку иностранных товаров из архангельского порта в Москву.

Первое сахарное производство представляло собой несколько деревянных строений, где работало всего 10 человек. Тростниковый сок растворяли в воде, фильтровали через уголь и заливали в чаны, получая на выходе описанные сахарные головы. Поскольку на заводе перерабатывалось импортное сырьё, для упрощения логистики здания были построены прямо у корабельной пристани на Большой Невке. В память о первом заводе то место, где он располагался, стало называться Сахарным переулком (существует до сих пор).

Сахарный переулок на карте Санкт-Петербурга

Выработка сахара на заводе Вестова составляла около 10 тонн в год. На фоне прежних граммов, завозившихся из-за рубежа, это был настоящий прорыв. Воодушевлённый успехом, Пётр повелел открыть новые сахарные заводы, которые вскоре появились в Москве и Архангельске. Тем не менее, стоимость сахара по-прежнему была высока. Прежде всего, на себестоимости сказывалось то, что сырьё было только импортным, а суровый русский климат не позволял выращивать собственный тростник. Из-за этого сахарное производство в России на какое-то время оказалось застопорено.

Новый стимул к выработке сахара появился в конце XVIII в. Это произошло благодаря исследованиям немецких химиков Андреаса Маргграфа и его ученика Франца Ашара. Так, Маргграф в 1747 г. впервые установил, что в кормовой свёкле (так называемой свекловице) содержатся микрокристаллы сахара. Ашар в 1786 г. организовал первые опытные посадки свекловицы в своём имении под Берлином.

Андреас Маргграф (слева) и Франц Ашар (справа) – создатели технологии производства современного свекольного сахара

Известия о полученном «свекольном сахаре» взбудоражили Европу и вызывали множество откликов – от восторженных до скептических. Особое внимание разработки немцев вызвали в России, где их попытался имплементировать Яков Есипов. Как это часто бывает, история не сохранила изображения этого талантливого химика-технолога. Мы не знаем даже места и даты его рождения. Тем не менее, именно его исследования легли в основу всей российской сахарной индустрии, а разработанные Есиповым технологии очистки свекловичного сока используются до сих пор.

Для внедрения новых способов производства сахара нужны были деньги. Есипов не располагал нужной суммой, а правительство не стремилось её выделять, скептически относясь к выращиванию свёклы. Здесь сказывалось и влияние лобби «петербургских рафинёров», которые контролировали переработку импортного тростника и не желали появления конкурентов. В поисках инвестора Есипов познакомился с подмосковным помещиком, отставным генерал-майором Егором Бланкеннагелем (1750-1813). Сам инженер по образованию, Бланкеннагель заинтересовался проектом Есипова. В ноябре 1802 г. компаньоны запустили совместное предприятие по переработке сахарной свёклы в селе Алябьево Чернского уезда (сейчас это территория Орловской области). Несколько лет спустя Бланкеннагель, после смерти Есипова ставший единоличным хозяином бизнеса, заказал профессору Московского университета, химику Фёдору Рейссу, произвести экспертную оценку производства. По материалам работы Рейсса была выпущена брошюра, из которой мы знаем подробности организации и функционирования алябьевского завода.

Егор Бланкеннагель – владелец первого современного сахарного завода

Завод представлял собой три строения, соединённые друг с другом под прямым углом и разбитые на цеха. В первом, размером 11 на 6 метров, собранная свёкла чистилась силами тридцати женщин. Во втором, размером 13 на 7 метров, очищенная свёкла заправлялась в машину, которая состояла из двух ярусов: в первом она разрезалась на ломти, а во втором растиралась при помощи специальных дубовых цилиндров. Машина приводилась в действие за счёт вала, который вращали четыре лошади. Полученная свекольная масса поступала в третий цех, такого же размера, где она отжималась в специальных чанах, куда за раз можно было положить до 50 кг массы. Полученный сок отправлялся в четвёртый цех, где было установлено семь паровых котлов. В первых двух сырой сок очищался, в четырёх следующих сгущался, а в седьмом постоянно грелась вода для очищения предыдущих. В пятом цеху, размером 8,5 на 6,5 метров, сгущённый сок процеживался, в шестом разливался в ёмкости для осадки, в седьмом стояли три котла для рафинирования, а восьмой цех служил сушилкой. Готовые сахарные головы отправлялись на склад.

Как следовало из отчёта, на алябьевском заводе был организован полный цикл безотходного производства. Так, очистки от свёклы шли на корм скоту; жмых использовался для производства горилки, причём, по подсчётам Рейсса, из ежедневных отходов завода можно было получать до 200 литров напитка (!). Процеженный осадок употреблялся для удобрения полей, а из пены и патоки (отходов от варки) предлагалось гнать «самый нежный спирт, который может быть употреблён на приготовление превосходнейших ликёров, пуншевой водки и прочего». Калькулируя прибыльность бизнеса, Рейсс выводил следующие годичные цифры:

— доходы от продажи сахара: 7675 рублей (около 23 млн современных);

— доходы от реализации водок: 6778 рублей (около 20.3 млн современных);

— накладные расходы: 2767 рублей (около 8.3 млн современных);

Чистая прибыль: 11686 рублей (около 35 млн современных), то есть порядка 1000 рублей в месяц.

Резюмируя работу предприятия Бланкеннагеля, Рейсс подчёркивал, что оно является «в высшей степени достойным внимания и одобрения правительства». Прибыльность небольшого частного завода действительно впечатлила власти, и по распоряжению императора Александра I владельцу была выдана ссуда в 20 000 рублей (около 60 млн современных). Удача, однако, отвернулась от Бланкеннагеля. В ходе наполеоновского пожара Москвы 1812 г. его дом и все склады с готовой продукцией сгорели дотла. Бланкеннагель не пережил крушения своего дела и уже в следующем году умер.

Успех алябьевского начинания, тем не менее, вызвал заметный интерес среди помещиков, которые стали переориентировать свои хозяйства с выращивания зерна на производство сахара. Уже в 1811 г. сахарные заводы, где обрабатывалась свекловица, появились в имениях у целого ряда дворян, в том числе таких именитых, как Долгоруковы и Ермоловы. Это вызвало серьёзную озабоченность у лобби рафинёров. Стремясь сохранить свои позиции, в 1817 г. они продвинули законопроект по снижению пошлин на импортное сырьё с 1.8 до 0.75 рублей за пуд (соответственно с 300 000 до 130 000 современных рублей за тонну). Благодаря этому их заводы смогли выбросить на рынок большую массу сахара, который был дешевле отечественного. Из-за этого свеклосахарные заводы начали банкротиться и закрываться один за другим.

К моменту вступления на престол императора Николая I в 1825 г. в стране осталось всего два подобных предприятия – Ивана Мальцова под Брянском и Антона Герарда в Подмосковье. Они устояли только благодаря тому, что их хозяева параллельно занимались другим бизнесом. На заседаниях Московского общества сельского хозяйства помещики сообщали о плачевном состоянии отрасли. Информация об этом достигла царя, который в 1827 г. установил протекционистский тариф на привозное сырьё для сахара и начал снова поднимать пошлины на импорт, которые к 1841 г. достигли 3.8 рубля за пуд (порядка 600 000 современных рублей за тонну). Это способствовало оживлению сахароварения: если в 1830 г. заводов было 20, то к 1844 г. их стало более 200. Воодушевлённые покровительством императора, владельцы сахарных заводов в 1833 г. основали Комитет сахароваров, координировавший производство сахара из свёклы. Первым председателем комитета в течение более чем 20 лет был владелец образцового сахарного завода в Спешнево-Ивановском (сейчас Липецкая область), герой войны 1812 г. Николай Шишков. По заказу комитета он написал монографию «Опыт учёта работ при свеклосахарном производстве», в котором обобщил весь предыдущий опыт организации заводов и детально описал весь процесс изготовления сахара.

Книга Шишкова об организации сахарного производства неоднократно переиздавалась

Ещё одной знаковой фигурой в этой связи стал граф Алексей Алексеевич Бобринский (1800-1868), двоюродный брат императора Николая I. Талантливый финансист, инженер и организатор, он ещё в 1830-х гг. увлёкся идеей развития сахарной промышленности и вошёл в Комитет сахароваров. В это же время он построил первые заводы в Тульской и Харьковской губерниях, закупив для них новейшее оборудование за рубежом.

Алексей Бобринский – основатель знаменитой династии сахарозаводчиков

Столицей будущей империи Бобринских стал небольшой городок Смела Киевской губернии (сейчас это Черкасская область Украины), где был построен перерабатывающий завод. Немаловажная заслуга в развитии бизнеса принадлежала сыну основателя, Владимиру Алексеевичу Бобринскому (1824-1898), с 1869 по 1871 гг. исполнявшему обязанности министра путей сообщений. Используя свои возможности, он провёл в Смелу железную дорогу, соединив её с Днепром и важными торговыми центрами южной России.

Проходная Смелянского завода Бобринских

До революции в Киеве стоял памятник Алексею Бобринскому

Смела при Бобринских превратилась в настоящий город. Туда была протянута железная дорога из Киева, открыты новые предприятия, основаны две гимназии (действуют до сих пор). При этом легендарный сахарный завод совсем недавно, в апреле 2019 г., был признан банкротом.

Так Смелянский сахарный завод выглядел до недавнего времени

Рафинёры, в свою очередь, не собирались уступать и фактически объявили сахароварам войну. Таким образом в России оформилось два центра сахарного производства – северорусский (консорциум объединял 31 рафинадный завод в Петербурге, 7 в Риге и 2 – в Архангельске) и южнорусский (в него входили те, кто делал сахар из свёклы, их плантации обычно располагались в чернозёмной зоне). Любопытно, что ни одна публикация того времени не называет имён северных рафинёров – их именуют просто «миллионерами». В научных исследованиях иногда указывается, что речь, в частности, шла о семействе Штиглицев. Скорее всего, за рафинёрами стояли ещё более могущественные лица, вероятно, члены императорской фамилии.

Как бы то ни было, пытаясь обрушить рынок свекловичного сахара, рафинёры произвели следующую аферу. В 1845 г. они направили в правительство прошение о снижении ввозной пошлины на импортный лумп (англ. lump – кусковой сахар), мотивируя это тем, что на Кубе случился неурожай тростника (из кубинского сырья делался популярный в то время «гаванский песок»). По словам рафинёров, это грозило дефицитом сахара в России с одной стороны и полным отсутствием дохода от пошлин – с другой. Напуганные власти согласились с этими доводами и в следующие два года продляли льготный режим пошлин.

Члены Комитета сахароваров заподозрили неладное с самого начала. Проведённое ими расследование показало, что никакого неурожая на Кубе не было, а рафинёры искусственным образом завышали спрос на свою продукцию. Попытки придать это гласности через газеты натолкнулись на цензуру. Тогда директор комитета, Степан Маслов, лично донёс факт аферы до министра финансов, подчеркнув, что казна только за отчётный период 1846/47 гг. недополучила 1 млн рублей (около 2.5 млрд современными). В результате рафинёры были изобличены и по указанию царя были обязаны предоставлять заказанные партии импортного сахара на проверку и учёт специальным приставам. Серьёзный удар по рафинёрам нанесла Крымская война 1853-1856 гг., когда Чёрное, Белое и Балтийское море были блокированы британским флотом, и импорт сахара стал невозможен. Окончательно рафинёры ушли с рынка в конце 1870-х гг., когда импортный сахар был полностью замещён отечественным.

1850-60-е гг. стали временем резкого подъёма сахарного производства в России. С 206 заводов в 1845 г. их число к 1860 г. возросло до 432. Об этом можно судить как по возрастанию его доли на рынке, так и по доходам казны. Так, если «туземный» (то есть изготовленный внутри страны) сахар дал акцизных пошлин в период 1848/49 гг. на 70 000 рублей (примерно 200 млн современных), то в 1864/65 гг. он принёс более 750 000 рублей (соответственно около 2 млрд современных), 1866/67 – более 1.5 млн (около 4 млрд современных), а в 1869/70 гг. – 2.5 млн рублей (около 6 млрд современных). Соотношение «туземного» и импортного сахара также постепенно менялось не в пользу последнего:

Тем не менее, пока что по потреблению сахара Россия стояла на последнем месте в Европе (1 кг в год на душу населения). Для сравнения в 1860 г. в Германии это потребление колебалось на уровне 4 кг в год, во Франции – 5 кг, а в Англии – 13 кг.

Успехи отечественной сахарной промышленности способствовали благоприятствованию ей со стороны правительства. Ещё в 1858 г. Министерство финансов составило записку о положении и развитии отрасли в России. В частности, в ней подчёркивалось, что свеклосахарное производство «составляет усиление физических богатств» государства и «отвращает возможность, в случае каких-либо политических столкновений, нуждаться в материале почти первой потребности». Это способствовало тому, что, на фоне высоких ввозных пошлин на колониальный сахар (по современному курсу 600 рублей за кг), туземный, напротив, был обложен низким акцизом (60 рублей за кг). На этом фоне в пореформенный период (1860-70-е гг.) на сахарном рынке России прозвучали первые громкие имена.

Кёниги

Леопольда Егоровича Кёнига называют «первым сахарным королём России». Он родился в 1821 г. в Петербурге и в 16 лет поступил учеником к местному сахарозаводчику. Через четыре года, получив специальность мастера, он женился на дочери хозяина и, получив ссуду от отца в 27 000 рублей (около 67 млн современных), в 1848 г. купил своё первое сахарное производство. Именно из него вырос завод Кёнига, один из крупнейших в своём роде в Петербурге. В качестве символической дани традиции Кёниг разместил его ровно на том месте, где в начале XVIII в. стоял завод Вестова.

Леопольд Кёниг

Один из корпусов завода Кёнига на Выборгской стороне (Сахарный переулок в Петербурге). Снесены в конце 2016 г

В чём заключался секрет предпринимательского успеха Кёнига? Прежде всего, в нетривиальности его действий. Во время упомянутой блокады Петербурга в годы Крымской войны он продал все запасы сырья одному из петербургских рафинёров за хорошие деньги и на некоторое время вышел из бизнеса. После этого Кёниг уехал в Германию, где устроился простым рабочим на сахарный завод. Изучив на практике новейшие производственные технологии, он вернулся в Петербург и переоборудовал свой завод по последнему слову техники. В то время множество предприятий всё ещё использовали для выпаривания сока открытый огонь. Кёниг же установил у себя герметичные контейнеры, где он выпаривался при помощи нагретого пара. К 1862 г. у промышленника было уже несколько заводов в Петербурге.

Когда свекловичный сахар стал окончательно вытеснять тростниковый, Кёниг выгодно вложил свой капитал в покупку свекольных плантаций в Харьковской губернии. В общей сложности его угодья занимали около 50 000 гектаров, а в городе Тростянец недалеко от Харькова расположились три перерабатывающих завода.

Мукомольный комбинат в Тростянце (Харьковская область Украины). Бывшие корпуса заводов Кёнига)

Часть бывшей усадьбы Кёнигов в Тростянце, Харьковская область Украины

Усилиями Кёнига вокруг небольшого городка вырос настоящий промышленный кластер. Так, тростянецкие заводы обслуживала фабрика упаковки, собственные электростанция и железная дорога. Отходы производства отправлялись на винокурни, где из них изготовлялся спирт. Владения Кёнига иногда именовались «сахарным королевством», хотя, помимо сахара, на его территории работали мельницы, кирпичные и паркетные заводы, а сам «король» в основном жил в родном Петербурге, на Большом проспекте Васильевского острова.

Доходный дом Кёнига, Петербург, Васильевский остров, угол Большого Проспекта ВО и 4-й линии ВО

К моменту смерти Кёнига-старшего (1903) его состояние превышало 21 млн рублей (около 25 млрд современных, № 14 в списке Форбс 1914 года). Бизнес-империя перешла к его сыновьям – Карлу, Леопольду, Александру, Фридриху и Юлию, причём последний, несмотря на молодой возраст, стал исполнительным директором фирмы «Л.Е. Кёниг – наследники».

Благодарные тростянцы в наши дни установили своему благодетелю памятник

Харитоненко

Основателем знаменитой сахарной династии был мелкий купец из украинских Сум Герасим Харитоненко (1784-1851). Крестьянский сын, он выбился в люди, занимаясь торговлей. Одним из его сыновей был Иван Герасимович Харитоненко (1822-1889), будущий сахарный магнат.

Иван Харитоненко

Иван Харитоненко был самым способным среди детей своего отца. Известно, что в 56 лет он выучил французский, чтобы лично вести переговоры с партнёрами. Будущий заводчик прошёл всю управленческую вертикаль. Он начинал «мальчиком» у курских купцов, затем стал управляющим, затем разъездным агентом. В 27 лет он открыл свой первый бакалейный магазин в Сумах.

Продавая сахар, Харитоненко заинтересовался его производством. Чтобы арендовать свой первый завод, он пошёл на риск, скупив сырьё чуть ли не всех окрестных заводов, чтобы затем перепродать. Сделка принесла ему вдвое большие деньги. Харитоненко смог выкупить на них арендованное предприятие и повторно закупить для него сырьё. В 1869 г. в Сумах открылся рафинадный завод, производивший сахара на 17 млн рублей (около 40 млрд современных) в год. Компаньоном Ивана Харитоненко стал его сын Павел (1852-1914), в честь которого был назван сумской завод и торговый дом «Харитоненко и сын». Совокупно под его управлением находилось, помимо прочего, семь сахарных предприятий, на которых 3 100 рабочих ежегодно вырабатывали более 30 000 тонн продукции. В 1882 г. торговый дом получил право изображать на своей продукции государственный герб, что было своего рода знаком качества. Современники отмечали, что предприятия Харитоненко отличал корпоративный характер. На каждом из них было ограниченное число профессионалов (технологов и управленцев), но они были тесно сплочены в одну команду и работали очень эффективно. Кроме того, владельцы установили гибкую систему зарплат и поощрений для рядовых рабочих, создавали много рабочих мест, что привлекало людей на сахарное производство.

Стоит отметить, что Харитоненко во многом подрожали Кёнигам, что неудивительно – они жили в соседних уездах. Подобно своим немецким конкурентам, они тоже открыли у себя мельницы и лесопосадки, разбили парк и устроили имение. Сумские угодья превышали 70 000 гектаров, а капиталы Харитоненко оценивались в 15 млн рублей (около 18 млрд современных).

Особняк Харитоненко в Москве (Софийская набережная, 14) – в наши дни резиденция британского посла

Обложка двуязычного портфолио торгового дома «Харитоненко и сын»

В 1996 г. на месте бывшего памятника Ленина в Сумах (Украина) был установлен памятник Ивану Харитоненко

Терещенко

Становление династии Терещенко очень напоминало путь Харитоненко. Основателем рода стал Артемий Терещенко (1794-1873). Начав как фермер, он сделал состояние на армейских подрядах и на полученные деньги стал скупать мелкие сахарные производства, которые до этого использовали крепостной труд и разорились после 1861 г. Дело отца продолжил его сын, Николай Артемьевич (1819-1903). Его резиденцией стал небольшой уездный город Глухов в Черниговской губернии, где Терещенко-старший в своё время был мэром.

Артемий Терещенко – основатель династии

Хорошо разбиравшийся в сельском хозяйстве, Николай Терещенко знал, какие сорта свекловицы лучше сажать и как их обрабатывать. За отбором корнеплодов следила специальная лаборатория, она же разрабатывала удобрения. Эти знания способствовали тому, что себестоимость продукта была низкая – всего 10 копеек (250 современных рублей) за килограмм, а продавался этот килограмм уже минимум по 20 копеек. На выходе получался мягкий рафинад, пользовавшийся большой популярностью (его не надо было колоть, как кусковой сахар). Благодаря этому фирменному секрету Терещенко не знали отбоя от покупателей. За этот продукт «Товарищество свеклосахарных и рафинадных заводов братьев Терещенко» получило серебряную медаль на Всероссийской выставке 1870 г.

Немалую частью прибыли Николай Терещенко вкладывал в производство, постоянно обновляя технику, не скупился он и на быт своих сотрудников. Так, для рабочих строились специальные жилые корпуса, их обслуживала фабричная больница и собственная сберкасса, за счёт Терещенко финансировались школы. В 1869 г. за заслуги Николаю Терещенко, внуку крестьянина, было пожаловано потомственное дворянство. К концу XIX в. под управлением семьи Терещенко находилось 16 имений совокупной площадью более 100 000 гектаров, 5 сахарных заводов, где изготовлялось 28 000 тонн сахара ежегодно, лесные хозяйства, предприятия по производству спирта с выработкой 4 000 тонн в год. Состояние семьи оценивалось в 15 млн рублей (около 18 млрд современных).

Николай Артемьевич Терещенко

Замок Терещенко в Червоном (Житомирская область Украины)

Сахарный завод Терещенко в Тёткино (Курская область)

Наследником семейных капиталов стал внук Николая Артемьевича Терещенко, Михаил Иванович (1886-1956). В 1917 г. он был приглашён в состав Временного правительства и занимал там посты министра финансов, а затем иностранных дел.

Михаил Иванович Терещенко

Бродские

После революции ходила присказка: «Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого». Действительно, Бродские занимали своё почётное место в российской сахарной промышленности. У истоков знаменитой фирмы стоял киевский предприниматель Израиль Бродский (1823-1888). Ещё молодым человеком он увлёкся сахарным бизнесом, стажировался на заводах Бобринских, а в 1846 г. на паях приобрёл небольшой рафинадный завод.

Успех Бродских заключался в том, что они одними из первых начали экспортировать российский сахар – тогда такие торговые операции ещё не были распространены. Иностранные партнёры заинтересовались новым товаром, и это принесло Бродским первые большие деньги. Как и в случае с другими промышленниками, они оказались хозяевами положения – после отмены крепостного права старые помещичьи хозяйства разорялись, и их можно было купить за бесценок. Поскольку позиции на севере и в центре Украины уже были заняты, Бродские перенесли свой бизнес на юг, в Одессу, поближе к морю и торговым путям. В 1873 г. Израиль Бродский зарегистрировал Александровское товарищество сахарных заводов, куда вошло семь предприятий (потом их стало 13). Всего на них было занято 10 000 человек.

Израиль Бродский

Отцовское дело унаследовали его сыновья – Лазарь (1848-1904) и Лев (1852-1923). Стремясь сохранить и развить семейное предприятие, они подошли к делу с научной точки зрения. По заказу Бродских ведущие биологи, агрономы и химики изучали возможности селекции свекловицы для увеличения содержания сахара. После того, как это удалось, Бродские не остановились и продолжили финансировать исследования в области борьбы с туберкулёзом и изучения инфекционных болезней. С их помощью в Киеве начали функционировать акушерская клиника и бактериологический институт.

Лазарь (слева) и Лев (справа) Бродские

Помимо этого, Бродские вкладывали много средств в развитие городской инфраструктуры. В частности, об их семье до сих пор напоминает одна из главных достопримечательностей Киева – Бессарабский крытый рынок.

Строительство знаменитого крытого рынка на Бессарабской площади было профинансировано Лазарем Бродским

* * *

К середине 1880-х гг. сложилась своеобразная и противоречивая ситуация. В указанное время производство свекловичного сахара в Европе достигло своего пика и впервые в истории перекрыло производство тростникового сахара в Америке. Миру, таким образом, грозил кризис сахарного перепроизводства, когда предложение многократно превосходило спрос. Российский сахарный рынок характеризовался выраженной диспропорцией в пользу магнатов (фирмы Кёнига, Харитоненко, Терещенко и Бродских), которые заваливали рынок своей продукцией. Из-за этого не выдерживали конкуренции и закрывались мелкие производства. Это обуславливало претензии со стороны покупателей сахара. Так, они отмечали, что в условиях запретительных ввозных пошлин отечественные сахарозаводчики фактически стали монополистами на рынке и начали «накручивать» цену на свою продукцию, несмотря на то что в действительности она снижалась по мере того, как сахар переставал быть редкостью.

Сами «сахарные короли» тоже ощущали побочные явления мощности своих предприятий. Действительно, в неурожайный год потребители покупали меньше сахара, так как цена была очень высока, а в урожайный, наоборот, цена настолько падала, что само производство не окупалось. Чтобы сделать его рентабельным, опять же приходилось поднимать цену. Так, на рубеже веков розничная стоимость сахара поддерживалась на уровне 25-30 копеек (примерно 300-400 современных рублей) за килограмм, тогда как его себестоимость в реальности составляла 10-12 копеек. Таким образом, получался замкнутый круг. Уменьшение потребления сахара в связи с ростом цен видно по материалам статистики по сахарному песку, одному из наиболее популярных сахарных продуктов:

Чтобы стабилизировать рынок, в апреле 1887 г. ведущими производителями сахара под руководством Ивана Харитоненко был образован сахарный синдикат. Его идеей было распределить и сбалансировать рыночное участие игроков в условиях перепроизводства. Согласно уставу, заводчики могли свободно выводить на внутренний рынок лишь определённое количество сахара, которое именовалось «нормой». Остальное следовало экспортировать для продажи за рубежом. Норма высчитывалась для каждого завода в отдельности, исходя из среднего производства в течение 5 последних лет. За невывоз сахара до 1 мая следующего года назначалась пеня в 150 рублей (примерно 300 000 современных) за каждую тонну. Это соглашение заводчиков получило название «первая нормировка».

Всё пошло не так с самого начала. Промышленники прекрасно знали мировую конъюнктуру и осознавали, что западноевропейские и американские рынки были переполнены собственным сахаром, и чтобы реализовать там продукцию, надо было продавать её фактически по себестоимости, что было совершенно невыгодно. Следовательно, оставались малоосвоенные азиатские рынки вроде Турции и Китая. Однако здесь преимущество было у Бродских, которые давно наладили сбыт в эти страны и к тому же имели стратегический перевес в главном южном порту – Одессе. Другим потенциальным рынком была Персия. Стремясь разгрузить внутренний рынок, правительство объявило о возврате акцизов тем производителям, кто повезёт туда сахар. В результате развилась следующая афера: перекупщик или сам заводчик фрахтовал корабль и грузил его камнями (сахар был только в накладных). Судно выходило в Каспийское море, выбрасывало камни в нейтральные воды, через некоторое время возвращалось в порт и получало акцизный реверс.

Наряду с этим, не довольствуясь низкими экспортными ценами, промышленники стали потихоньку, через подставных лиц и маклеров, продавать излишек товара внутри страны, на киевской и московской сахарных биржах. Это выяснилось позже, после того, как ряд маклеров, бравших минимальную комиссию за работу, в пределах 1 рубля (1500 современных) с тонны товара, вдруг стали обладателями огромных состояний и сами стали сахарозаводчиками. Это косвенно указывало на те объёмы, которые продавались на бирже. Существовали и двойные схемы. Так, производитель рафинада предлагал производителю сырого сахара, у которого не хватало собственных средств для уплаты всех налогов и акцизов, аванс, который, конечно, высчитывался из более низкой, чем рыночная, цены на сахар. Затем, по программе поддержки отечественного производителя в условиях низких внутренних цен на сахар, рафинёр получал от правительства субсидию или ссуду, и на эти государственные деньги перерабатывал купленный по дешёвке сахар, значительно увеличивая прибыль. Иногда госденьги получали, даже когда производитель в реальности ещё не засеял поле свекловицей.

Стоит ли говорить, что участникам синдиката быстро надоело, что они не могут свободно распоряжаться произведённой продукцией. Однако выход влёк за собой громадную неустойку – до 50% стоимости каждой произведённой тонны сахара. Из-за этого в дело пришлось вмешаться властям. В ноябре 1895 г. Комитет министров определил норму и объём неприкосновенного запаса для каждого завода, а также начальную и максимальную цену для внутреннего рынка (так называемая «вторая нормировка», теперь уже казённая). Сахар, произведённый сверх нормы, облагался дополнительным акцизом в 100 рублей (примерно 200 000 современных) за каждую тонну. Последний пункт, правда, впоследствии был смягчён при условии, если хозяин оставляет излишек на складе и не пускает в продажу.

Вторая нормировка, как и первая, во многом ориентировала сахарное производство на экспорт, и в этом был прямой интерес правительства. С одной стороны, власти были заинтересованы в получении экспортных пошлин, с другой – сохранять общественную стабильность. Кроме того, есть подозрение, что стремление сохранить старый синдикат было прямым следствием личной финансовой заинтересованности чиновников. Так, в урожайный год, ориентируя частников на вывоз и реализацию большого количества сахара за рубежом, госконторы, наоборот, скупали обесценившийся товар и затем, установив «выгодную» цену, соответственно более низкую, чем у частников, сбывали его на внутреннем рынке.
Противоречивость ситуации, тем не менее, не исчезла. Промышленники могли по-прежнему производить сахара, сколько они хотели, но по закону 1895 г. продавать его могли только в узком коридоре госцены, а остальное отправлять на невыгодный экспорт. Статистика показывает, что в неурожайные годы экспорт падал, так как владельцы производств резонно хотели продать его по хорошей цене внутри страны:

Нежелание терять прибыли способствовало образованию в 1903 г. нового синдиката, вдохновителем которого теперь стал Лев Бродский. Чтобы заставить правительство держать выгодную цену, участники синдиката периодически договаривались сокращать производство и одновременно складировать сахарный излишек, не выбрасывая его на рынок. Власти не хотели ни терять прибыль от акцизов, ни ссориться с сахарозаводчиками, поэтому время от времени они «выпускали пар», поднимая цену на сахар, и одновременно компенсируя промышленникам их потери путём предоставления дешёвых кредитов для стимулирования бизнеса. Из-за этого возникла диспропорция: по данным на 1913 г., занимая второе место в Европе после Германии по производству сахара, Россия уступала по его потреблению в 2.5 раза (7 кг на душу населения в год против 18-ти немецких).

Противоречия сахарозаводчиков и правительства продолжались до самой революции. Сахарная отрасль была национализирована большевиками одной из первых. Наследники Кёнига, Леопольд Леопольдович и Юлий Леопольдович, эмигрировали в Германию. Жили они на те деньги, которые им удалось получить после продажи зарубежной недвижимости. Павел Иванович Харитоненко, внук основателя династии, после революции тоже оказался в Германии, где в 1927 г. покончил с собой. С его смертью династия пресеклась. Бродские в основном жили во Франции и остались на плаву благодаря своим многочисленным связям — в частности, Клара Лазаревна Бродская была замужем за Владимиром Горациевичем Гинцбургом. В основном они занимались управлением в сфере финансов. Эта фамильная черта проявлялась во многих членах семьи: так, известный художник Марк Шагал стал одним из наиболее продающихся и состоятельных мастеров живописи благодаря своей жене, Валентине Бродской.

Пожалуй, более других преуспели Терещенко. Михаил Иванович, бывший министр Временного правительства, сперва был арестован большевиками, однако затем отпущен (говорят, жена внесла в качестве залога большой синий алмаз из семейной коллекции). Живя в Монако, Терещенко успешно занимался бизнесом по всему миру, включая даже такие далёкие страны, как Мозамбик и Мадагаскар. В основном его активность была сосредоточена в банковской сфере. Кроме того, он сотрудничал с французским правительством, занимаясь финансовыми операциями в колониях. Символично, что его внук и тёзка, тоже Михаил Терещенко, в 2015 г. стал мэром их родового гнезда – Глухова, а в 2019 г. был одним из кандидатов в президенты Украины.