НЭПЧасть II

Наряду с экономико-политическими реалиями, НЭП оставил глубокий след в культуре и повседневной жизни советской России. Сюжеты, связанные с изменившейся реальностью, возникают в художественных произведениях советских писателей, о них снимались фильмы и ставились пьесы. НЭП прочно вошёл в городской фольклор и историческую память как неповторимая эпоха. Этим моментам и будет посвящен настоящий очерк. 

Кто такие нэпманы?

Доподлинно неизвестно, когда именно возникло это обозначение. Исходя из его структуры, очевидно, что оно было призвано обозначать тех, кто воплощал собой новую политику. С самого начала понятие «нэпман» имело презрительную окраску. Оно характеризовало человека, живущего на «нетрудовые доходы», то есть, в отличие от рабочего или крестьянина, не производящего ничего своими руками. Поскольку извлечение прибыли было социально неодобряемым явлением, повседневная работа предпринимателя трудом не считалась. Вслед за государственной идеологией, коммерция в народе стала считаться зазорным и неприглядным занятием. Об отношении к нэпманам свидетельствует такая частушка тех лет:

Я любому богачу

Нос и рыло сворочу.

Сворочу и нос, и рыло –

И скажу, что так и было.

Примечательно, что слово «нэпман» означало именно крупного предпринимателя. Для более мелких существовало понятие «нэпач» (ударение на последний слог). Кроме того, появилось прилагательное «нэпорылый», то есть одетый модно, с лоском, и глагол «перенэпить» (быть более удачливым в делах). 

Каков был портрет среднестатистического нэпмана и каким он представал в общественном мнении? В советских фельетонах он представал в образе мужчины средних лет, часто с избыточным весом, и был высокомерным и напыщенным богачом, который купается в роскоши и платит, не торгуясь. Карикатуры роднили его с западным «буржуем»: нередко неизменными атрибутами нэпмана были цилиндр и сигара. 

Извлечению прибыли придавался спекулятивный характер (карикатура 1922 г.)

Питался нэпман исключительно в ресторане (карикатура 1922 г.)

Восприятие нэпманов сохранилось и в политических анекдотах. Народная молва приписывала им антисоветские настроения:

«Нэпману предлагают купить открытки с вождями. Тот отказывается, пока ему не показывают фото “Ленин в гробу”».

и скаредность:

«Нэпман, узнав стоимость похорон одного из вождей, говорит, что за полцены похоронил бы всё Политбюро».

Нэпманы, впрочем, тоже характеризовали свою позицию через шутку:

«Какое отношение к советской власти? – Как к жене. Не люблю, а приходится терпеть».

Составить общий портрет нэпмана достаточно сложно – их типаж заметно варьировался в зависимости от региона страны. Среди нэпманов были как те, кто занимался предпринимательством ещё до революции (бывшие купцы, фабриканты, владельцы магазинов), так и те, кто начинал «с нуля», причём «молодые» порой составляли от 30 до 50% нэпманов. Многие из них вышли из «мешочников» времён Гражданской войны. Подобный типаж по фамилии Докучаев иронично описан Анатолием Мариенгофом в его известном романе «Циники»:

В годы военного коммунизма «путешествовал» … не в спальном купе, а почаще всего на крышах вагонов, на паровозном угле и на буферах. Багаж у него был всякообразный: рис, урюк, кишмиш, крупчатка, пшенка, сало, соль, сахар, золото, керенки, николаевские бриллианты, доллары, фунты, кроны, английский шевиот, пудра «Коти», шелковые чулки, бюстгальтеры, купчие на дома, закладные на имения, акции, ренты, аннулированные займы, картины старых мастеров, миниатюры, камеи, елизаветинские табакерки, бронза, фарфор, спирт … Сейчас он арендатор текстильной фабрики, поставщик на Красную Армию, биржевик. Имеет мануфактурный магазин в Пассаже, парфюмерный на Петровке и готового платья на Сретенке, одну-другую палатку у Сухаревой башни, на Смоленском рынке, на Трубе и Болоте».

Пропаганда стремилась распространить образ финансового воротилы на всех предпринимателей, тогда как в реальности преобладали представители малого и среднего бизнеса. Среди историков идут дискуссии о том, какое предпринимательство главенствовало – торговое или мелкотоварное, поскольку в разное время и разных местах каждый из сегментов был развит сильнее. Совокупно нэпманы, которых впоследствии обвиняли в начале экономической стагнации, представляли не более 3% всего населения.

Следы НЭПа можно найти в Москве и в наши дни: Артель «Хлебопёк» на Пречистенке, 15…

… кооперативная булочная в Староконюшенном переулке, 5/14…

… и «Стрелецкая пекарня» в Костянском (бывшем Стрелецком) переулке, 15/9.

Вопреки сложившемуся представлению, большинство нэпманов были молодыми (35-40 лет) людьми, следующий по старшинству сегмент (40-45 лет) был представлен уже меньше. В основном это были семейные мужчины: по статистике, домохозяйства, использовавшие наёмный труд, состояли из 3-4 человек. Женщины в предпринимательстве были представлены меньше, составляя 4% в крупном предпринимательстве и порядка 20% – в среднем и мелком. Нередко те женщины, которые сами вели дела, были незамужними или вдовами (последний типаж, нэпманша Грицацуева, был выведен Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях»). Почти все нэпманы имели собственное жильё, и их жилищная ситуация была лучше, чем в целом в СССР. Не стоит, однако, думать, что они как-то выделялись на общем фоне. Как в 1920-е гг., так и позднее отдельное жильё (по крайней мере, до появления «хрущёвок») было либо роскошью, либо привилегией. В этом смысле нэпманы могли жить в самой обычной по современным меркам квартире, но тогда это считалось верхом зажиточности. 

В среде предпринимателей могли быть представлены самые разные социальные страты – и обычные рыночные торговцы, и утончённые коммерсанты, одетые, по словам современника, «в котелки и штиблеты» и совершавшие «миллиардные сделки в полумраке кафе». Так их представляла партийная печать:

«Развелись волчьи ямы буржуазного окружения: кафе, рестораны, игорные притоны, буфеты с крепкими напитками, тотализатор… поджидают коммунистов, особенно молодых, чтобы разложить партию».

А вот что писал советский автор Лев Шейнин:

«Гладкие мануфактуристы и толстые бакалейщики, ловкие торговцы сухофруктами и железом, юркие маклера и надменные вояжеры, величественные крупье, шулера с манерами лордов и бриллиантовыми запонками, грузные валютчики…».

Согласно расхожему мнению, нэпманы проводили всё своё время в развлечениях

Несмотря на то, что частные предприниматели способствовали возрождению российской экономики, в политическом отношении нэпманы и их семьи были обесправлены. Это было официально закреплено в пункте 69 Конституции 1925 г.:

«Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они и входили в одну из перечисленных категорий: 

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли; 

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники».

Помимо этого, дети нэпманов не могли получать бесплатное образование. 

На всём протяжении НЭПа власти стремились «повесить» на частника вину в несовершенстве экономической системы в рамках её «эксплуатации» в его личных целях. Вероятно, поэтому власти было невыгодно подчёркивать заслуги честных нэпманов и их роль в оздоровлении экономики. С другой стороны, и сами предприниматели стремились лишний раз не попадать в поле зрения властей, зная об их отношении к частному капиталу. Имена же тех нэпманов, кто вёл дела не слишком честно или был связан с криминалом, остались в истории. 

НЭП криминальный 

В романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» присутствует персонаж Александр Иванович Корейко, скромный служащий, который одновременно является подпольным миллионером. Значительную долю своего состояния он заработал, используя особенности администрирования советской экономики, прежде всего, перевод предприятий на хозрасчёт и данную им возможность заключать контракты с частниками. В частности, в ходе постройки электростанции Корейко предложил властям организовать печать и продажу открыток с местными видами за небольшую долю и сумел перенаправить на это предприятие все деньги, изначально выделенные на электростанцию. Несомненно, образ Корейко был собирательным, а авторы романа хорошо ощущали ту эпоху, в которой жили. Подобных мошеннических схем во времена НЭПа было великое множество. Вот лишь самые популярные из них:

— будучи сотрудником госорганов, открыть несколько фирм-однодневок и от имени подконтрольного предприятия заключить с ними контракты на исполнение заказов;

— создать артель и заключить с госорганом заранее неисполнимый контракт, чтобы таким образом снова и снова получать от государства деньги и использовать их как оборотные средства. Изначальный объём производства при этом прописывался такой, чтобы на его исполнение в принципе не было ни денег, ни средств;

— будучи агентом-заготовителем, получить от государства деньги на заготовку продукта (например, сахара). Сразу после этого договориться с другим госорганом об обмене сахара (который пока ещё не закуплен) на соду (которая уже имеется), а затем с третьим госорганом – об обмене соды (которой пока нет на руках) на масло (которое тоже уже есть в наличии), чтобы в итоге получить и соду, и масло, и ещё сохранить деньги.

Именно такая ситуация породила легендарный даже для более позднего советского времени образ снабженца, который колесил по стране, выясняя, где чего не хватает, а что есть в избытке, и сводил людей друг с другом за комиссию от сделки. 

Как отмечали контролирующие органы, одной из главных проблем была плохая связь между регионами. Репрессивные меры, когда поначалу местным властям запретили перемещать товары, тоже не работали. Известна история, когда в одном уезде знали, что в соседнем переизбыток пшеницы, и ею кормят лошадей, но не могли обменять его на имевшийся в избытке собственный овёс. Другой проблемой, в условиях становления плановой системы, была фактическая бесконтрольность движения денег и товаров. Это способствовало возникновению прямых сговоров как внутри администрации предприятия, так и между нею и частником. Особенно много таких дел было связано со «старой» столицей – Ленинградом. Так, руководство завода «Треугольник», производившего резину для кабеля из госсырья, организовало контору, на склад которой, в рамках «левых» поставок, вывозило ворованную продукцию. Затем предприятие получало деньги для закупок и привозило обратно тот же самый ранее произведённый кабель. Таким образом, завод и производил продукцию, по которой отчитывался, и «осваивал» деньги. 

Существовали и более простые схемы, как в случае питерского предпринимателя Семёна Пляцкого. Он подкупил администрацию Обуховского сталелитейного завода, предложив исполнять из госсырья его частные заказы, а сам получал под них кредиты в Госбанке. Деньги, соответственно, «пилились» между Пляцким и руководством предприятия. В другом случае председатель правления Ленинградодежды Брикер распорядился выпускать пальто и воротники к ним отдельно друг от друга. Пальто поступали в продажу, а воротники от них – на склад аффилированной с Брикером фирмы Пикуса. Тем, кто покупал пальто, приходилось доплачивать ещё и за воротник, хотя и то, и другое было выпущено из госсырья. При этом на руки предприниматели стремились получить твёрдые червонцы, а в госкассу сдать обесценивающиеся совзнаки. По некоторым оценкам, чуть ли не 60% госслужащих времён НЭПа одновременно занимались теневым предпринимательством. 

Чем дальше от центра, тем меньше злоумышленники думали о сложных путях получения прибыли. В провинции описаны случаи, когда люди выдавали себя за государственных уполномоченных, изготовляя печати и бланки для получения субсидий. С помощью контрабандного или просто ворованного спирта изготовлялись духи, которые затем реализовывались на рынке по низким ценам. Известен факт, что в 1923 г. на иркутских базарах оказалось столько дешёвого контрабандного ситца, что это парализовало сбыт московских предприятий. В городах действовали «чёрные» валютные биржи. В Москве такая была на площади Ильинских ворот, у памятника героям Плевны, и, по свидетельству очевидца, «казалось, что она никогда не расходится».

Нелегальные валютчики собирались у плевенской часовни в Китай-городе

Это же место в наши дни

Именно с этой стороной НЭПа связана самая невероятная предпринимательская биография, связанная с личностью Нафталия Френкеля (1883-1960).

От нэпмана к начальнику ГУЛАГа 

Многие сюжеты из жизни этого человека до сих пор остаются непроясненными. Так, неизвестен точный год рождения Френкеля (называют 1883, 1885, 1887), а место рождения имеет ещё больший разброс – от Москвы до Яффо. В существующих биографиях Френкеля совпадают лишь некоторые элементы, такие как турецкий паспорт (его покупали, чтобы избежать призыва в русскую армию) и жизнь на черноморском побережье. 

Дальше версии начинают розниться. Согласно одной биографии, Френкель сразу после школы начал работать прорабом в строительных компаниях и даже сумел получить профильное образование в Германии. После увольнения (якобы за подделку документов) Френкель начинает заниматься коммерцией и по слухам становится миллионером. В годы революции он тесно сходится с криминальным миром Одессы и начинает заниматься контрабандой товаров из Турции. К началу НЭПа Френкель, опять же по непроверенным источникам, является обладателем целой флотилии и хозяином сети «чёрных» бирж в черноморских городах.   

Как следует из другого источника, Френкель никогда не работал в строительных организациях и до определённой поры не занимался бизнесом, а был журналистом. Согласно этой версии его жизни, он был журналистом и издавал свою газету. После установления советской власти Френкель продолжал жить на Украине, где в 1921 г. стал секретным сотрудником ЧК. Как следует из документов, примерно в это же время он оказался в Турции, где ему на хранение была передана большая сумма в долларах. С этими деньгами Френкель, как считается, бежал в Болгарию, где вложил их в бизнес. Через некоторое время он вернулся в советскую Россию (по разным данным – в Одессу или Севастополь), где начал торговать одеждой известных брендов.  

Нафталий Френкель в годы работы в системе ГУЛАГа

Предприятие оказалось настолько прибыльным, что поползли слухи, будто Френкель торгует контрафактом, и все вещи на самом деле отделываются здесь же, а не привозятся из-за границы. Помимо этого, Френкель, очевидно, занимался операциями с валютой, что привлекло к нему внимание ГПУ. В ноябре 1923 г. он был арестован, причём всплыло старое дело о долларах. Френкель вернул нужную сумму, однако это не спасло его от пятилетнего срока, который затем был увеличен вдвое. Так Френкель оказался в недавно открытом Соловецком лагере. 

Здесь вновь начинаются предположения. Популярна версия о том, что Френкелю сократили срок, а затем в 1927 г. условно-досрочно освободили за то, что он первый организовал из заключённых трудовые команды, чего не практиковалось до этого. С этим связан миф о том, что именно Френкель стоял у истоков ГУЛАГа. Так это или нет, судить сложно. Тем не менее, он действительно оказался очень способным администратором. Начиная с 1927 г. его карьера шла только в гору. Если в 1930 г. он был начальником производства в ГУЛАге, то уже в 1931 г. возглавил грандиозное по тем временам строительство Беломоро-Балтийского канала. С 1934 г. в той же должности Френкель руководил постройкой Байкало-Амурской железной дороги, на которой было задействовано 150 000 заключённых. В конце карьеры Френкель возглавлял управление железнодорожного строительства ГУЛАГа, имел три Ордена Ленина и чин генерал-лейтенанта. С 1947 г. жил в Москве как «персональный пенсионер союзного значения». 

Нэпман и личный повар Сталина

Не менее головокружительную карьеру сделал современник Френкеля – Александр Яковлевич Эгнаташвили (1887-1948). Он родился в Грузии и был земляком Сталина. Народная молва утверждала, что он, к тому же, приходился вождю братом по отцу. В молодости Эгнаташвили занимался борьбой, выступал в цирке и считался сильнейшим борцом Грузии. Затем, получив у отца первоначальный капитал, он выкупил небольшой ресторан в Баку, где сам был поваром и официантом. Для привлечения посетителей Эгнаташвили сделал заведение круглосуточным. По словам хозяина, чтобы не пропустить клиентов, он ложился спать у входа в ресторан и просыпался от удара дверью. 

После революции Эгнаташвили открыл в Тифлисе четыре ресторана, в том числе элитный «Золотой якорь» и загородный «Дарьял». Это не осталось без внимания властей, и в ходе сворачивания НЭПа ресторатор был арестован (формально – за неуплату налогов). Выпущенный под подписку о невыезде, Эгнаташвили сумел сообщить о своём бедственном положении Сталину. Существуют разные версии того, как это произошло, однако в итоге Эгнаташвили не только был помилован, но и стал поваром и личным дегустатором вождя. Впоследствии он сделал карьеру в органах госбезопасности, дослужившись до генерал-лейтенанта, и стал одним из организаторов Ялтинской конференции союзников в феврале 1945 г. 

Александр Эгнаташвили

Американский друг Советского Союза 

Другой выдающийся деятель эпохи – Арманд Хаммер не был нэпманом в строгом смысле слова. Он был одним из многочисленных концессионеров, которые были приглашены в качестве инвесторов советским правительством. Основными участниками были Великобритания и США – им принадлежало больше половины всех концессий. Наибольшее количество концессий было в обрабатывающей (24) и добывающей (14) отраслях промышленности. Наименьшей популярностью пользовались сельское хозяйство и машиностроение. Хотя Хаммер не занимался ни металлургией, ни нефтью, его имя стало одним из символов новой эпохи.

Арманд появился на свет в 1898 г. в Нью-Йорке, но был земляком Френкеля – его отец, Джулиус Хаммер, перебрался в США из Одессы. Там он открыл собственную медицинскую практику и сеть аптек. Сам Хаммер-младший тоже получил медицинское образование, но по специальности не работал, быстро ощутив в себе призвание бизнесмена. В 1919 г. он начал руководить отцовской фармацевтической компанией. Первоначально она перепродавала медикаменты, скупленные у правительства после окончания Первой мировой войны. Затем, в условиях «сухого закона», Хаммер начал продавать имбирную настойку. В ней легально содержалось большое количество спирта, и при разбавлении водой в нужной пропорции получился годный для употребления напиток. По словам Хаммера, так он сделал свой первый миллион долларов. 

Продолжая заниматься фармацевтикой, Хаммеры обратили внимание на советскую Россию. При содействии Людвига Мартенса, неофициального эмиссара советского правительства в США, Арманд в 1921 г. отправился в Москву. Его целью было наладить поставки американской пшеницы для голодающих Поволжья в обмен на меха и драгоценности. Когда Хаммер приехал в Москву, он не знал ни слова по-русски. Хотя он был потомком эмигрантом из России, его дед требовал от своих детей и внуков, чтобы те даже дома говорили исключительно по-английски. Арманд, по его словам, изучал язык таким образом: брал англо-русский словарь, листок бумаги и записывал на одной стороне английское слово, а на другой – его русский перевод. После этого он крутил листок до тех пор, пока не запоминал русское слово. Таким образом, по словам Хаммера, он выучивал по сто новых слов в день. 

Нэповская Москва оставила у Арманда яркие воспоминания. Впоследствии он описывал, как голодный паёк времён военного коммунизма сменился вкусными домашними обедами. Хаммер даже помнил меню своего первого посещения кафе: суп, пирожки, жареная утка и печёные яблоки. За всё это он заплатил 22 цента (5 долларов по нынешнему курсу). Неизгладимое впечатление на Хаммера произвёл лидер большевиков Владимир Ленин, который использовал всё своё обаяние, чтобы получить выгодный контракт и даже подарил молодому американцу свою фотокарточку на память. С этой поры между Хаммером и советской властью установился достаточно прочный контакт. В этой связи предприниматель любил эпатировать американскую публику тем, что его отец на самом деле был коммунистическим активистом и назвал сына «серп и молот» (Arm and Hammer). 

Арманд Хаммер на фоне портретов советских вождей, с которыми был лично знаком

Следующим большим проектом Хаммера стала добыча асбеста на Урале, а в 1925 г. он решил открыть в Москве карандашную фабрику. Дело в том, что до революции карандаши были одним из самых ходовых товаров в России, причём их импортировали из Германии. Туда, на знаменитую фабрику Faber, и отправился Хаммер. Ему удалось переманить инженера фабрики, Георга Байера, и часть рабочих, причём получать советские въездные визы Хаммер отправил их в Финляндию под видом отпускников, чтобы владельцы «Фабера» не воспрепятствовали отъезду специалистов. Уже в сентябре 1925 г. с Хаммером было подписано концессионное соглашение, а открытие фабрики было приурочено к Первомаю 1926 г. Капитал концессии составлял около 0,7 млн рублей (соответствовало 0,35 млн долларов того времени, или 7 млн современных). 

Изначально затея была чистой авантюрой. Как признавался Хаммер, он даже не представлял себе, как изготовляются карандаши. Денег на организацию такого масштабного производства у него не было. Привлечь средства западных инвесторов не удалось – их отпугивала необходимость иметь дело с «красными». Тогда Хаммер получил деньги у советских предпринимателей. Чтобы привлечь на фабрику рабочих, владелец концессии в полтора раза увеличил оклад – до 120 рублей в месяц (обычно в концессиях платили 80 рублей), при зарплате руководящего партийного функционера в 175 рублей. Наряду с карандашами, фабрика производила ещё стальные перья (их технологию Хаммер разузнал в английском Бирмингеме) и линейки. 

Склейка готовых карандашей на фабрике Хаммера

Реклама концессии «А. Гаммер»

Знаменитыми двухцветными карандашами Хаммера пользовался Сталин

Уже за первый год работы концессия Хаммера произвела 51 млн карандашей и 10 млн перьев. В 1927 г. было произведено 72 млн карандашей и 95 млн перьев. За первый операционный год прибыль превысила 1,7 млн долларов (около 34 млн современных). Её примерно в равных долях разделили Хаммер и советское правительство. В конце своего существования фабрика выпускала 0,5 млн карандашей в день. Продукция фабрики поступала в каждую советскую школу, что порой приводило к забавным искажениям памяти. Так, Никита Хрущёв при встрече с Хаммером в 1961 г. упомянул, что учился писать именно его карандашами, хотя советский лидер ходил в школу в одно время с предпринимателем. 

По мере свёртывания НЭПа деятельность Хаммера всё меньше устраивала советские власти. Прежде всего, это касалось того, что он привлекал инвесторов, которые официально не были концессионерами, что противоречило договору. В ходе ликвидации частного предпринимательства в 1928-1929 гг. Хаммер лишился инвестиций и попытался преобразовать концессию в акционерное общество, работавшее бы за счёт правительственных кредитов. Однако власти фактически заставили Хаммера продать им свой бизнес. Переименованная в «Московский завод пишущих принадлежностей имени Сакко и Ванцетти», фабрика просуществовала до 2004 г. Известно, что карандашами Хаммера пользовался Сталин и другие члены Политбюро, а после принудительного выкупа концессии перешли на продукцию «Сакко и Ванцетти». 

Фабрика Хаммера (впоследствии Сакко и Ванцетти) располагалась в районе Дорогомилово (старый адрес – Кутузовский проспект, 14а). В настоящий момент корпуса снесены.

Несмотря на то, что Советы и Хаммер распрощались холодно, они, тем не менее, продолжали поддерживать контакт. Уже в 1930-е гг. Хаммер фактически выступал в роли арт-дилера при продаже Советским Союзом на западных рынках произведений искусства, изъятых из Эрмитажа и других музеев. Из-за этого у Хаммера начались проблемы на родине. Помимо американских налоговиков, потребовавших у него отчёта за все 1920-е гг., его связями с Москвой заинтересовалось ФБР. Есть сведения, что по договорённости с всесильным главой ведомства, Эдгаром Гувером, Хаммер доставлял ему сведения о просоветски настроенных членах американского истеблишмента. Впоследствии в той же роли Хаммера якобы использовало ЦРУ, только уже в Советском Союзе, куда он снова стал ездить. Так это или нет – неясно: существующие шесть биографий и две автобиографии Хаммера различаются между собой. 

После возвращения в США бизнес с Советским Союзом он уже не вёл. Выгодно женившись, Хаммер вложил состояние супруги в нефтедобычу. Тем не менее, исследователи высоко оценивают его вклад в негласную советско-американскую дипломатию. Пользуясь реноме «друга Советского Союза», он выступал в качестве связного между президентами США и советскими лидерами. Скончался Хаммер в 1990 г., обладая статусом живой легенды. 

НЭП: элементы повседневности 

После разрушительной Гражданской войны НЭП как будто перевернул российскую жизнь. По словам очевидца, побывавшего в Москве осенью 1922 г., в город как будто вернулись старые времена. Улицы пестрели магазинами, кафе и ресторанами. Невский проспект стали называть «Непским». Вновь появились швейцары, извозчики, ожидавшие чаевых, услужливые официанты и проститутки. Лучше всех о происходящем высказался Михаил Булгаков:

— Москва звучит, кажется, — неуверенно сказал я, наклоняясь над перилами.

— Это — нэп, — ответил мой спутник, придерживая шляпу.

Наследие военного коммунизма ещё чувствовалось: на улицах было много людей в полувоенной форме, освещение к полуночи уже выключали. Однако новая жизнь уже проявляла себя в разных сферах. Одним из первых признаков НЭПа стало возрождение моды, причём, в отличие от «старых» времён, в России впервые появились живые модели, демонстрировавшие одежду. Нормой даже для обеспеченных людей стала покупка нарядов (до революции считалось, что одеваться приличные люди должны только у частного портного). 

Попытка совместить имевшиеся в распоряжении ресурсы и последние веяния парижской моды приводили к своеобразным результатам. Так это описывали Ильф и Петров в своём романе «Двенадцать стульев» на примере модницы Эллочки Щукиной: 

«Эллочка четыре года тому назад заметила, что у нее есть соперница за океаном… К ней пришла Фимка Собак. Она принесла с собой морозное дыхание января и французский журнал мод. На первой странице Эллочка остановилась. Сверкающая фотография изображала дочь американского миллиардера Вандербильда в вечернем платье…

По рабкредиту была куплена собачья шкура, изображавшая выхухоль. Она была употреблена на отделку вечернего туалета. Платье, отороченное собакой, нанесло заносчивой Вандербильдихе первый меткий удар. Потом гордой американке были нанесены три удара подряд. Эллочка приобрела у домашнего скорняка шиншилловый палантин (русский заяц, умерщвленный в Тульской губернии), завела себе голубиную шляпу из аргентинского фетра и перешила новый пиджак мужа в модный дамский жакет».

Сам Остап Бендер тоже не отставал от моды и носил очень популярные в ту пору ботинки «шимми» из жёлтой кожи. 

Мода времён НЭПа…

Мода времён НЭПа её отражение в карикатуре

Несмотря на то, что магазинов уже было достаточно, цены нередко были высокими. Выходом здесь становились многочисленные рынки. 

Рынок на Сухаревской площади, самый крупный в Москве

Так это место выглядит сейчас

Как в начале 1990-х гг., вся страна вышла торговать. При этом для легальной торговли требовалось приобрести патент, который служил не только разрешением, но и определял налоговую ставку индивидуального предпринимателя. Патенты были пяти разрядов, в зависимости от формы торговли. Так, если человек торговал с рук, он относился к 1-2 разряду, если в палатке – то к 3-му. Четвертый и пятый разряды составляли владельцы лавок и магазинов, а также крупные оптовики. Сумма налогов заметно колебалась и зависела от региона. Вся страна была разделена финансовым ведомством на так называемые «пояса», по степени удалённости. К примеру, в «среднем» поясе патент 1 разряда стоил 8 рублей, 2-го – 24, 3-го – 80, 4-го – 240, а 5-го – 800 рублей в год. Помимо этого, предприниматель платил уравнительный сбор, составлявший 1-1,5% от выручки. 

Налоговые ставки были достаточно высокими, и множество мелких предпринимателей торговали нелегально. Как вспоминал писатель Евгений Петров, 

«в Охотном ряду и в Обжорном ряду торговали частники… Иногда раздавался милицейский свисток, и беспатентные торговцы, толкая пешеходов корзинами и лотками, медленно и нахально разбегались по переулкам». Сейчас на этом месте располагается торговый центр «Охотный ряд».

Одной из подобных неудачливых торговок была посвящена самая известная песня времён НЭПа «Бублики»:

Ночь надвигается, фонарь качается,

Все погружается в ночную мглу.

А я несчастная, торговка частная

Стою и бублики я продаю.

Купите бублики, горячи бублики! 

Купите бублики, народ, скорей! 

За эти бублики гоните рублики, 

Что для Республики всего милей.

Так выглядел патент 1-го разряда

Повседневная жизнь НЭПа была ознаменована множеством других событий и явлений. Именно в эти годы в России началось массовое потребление кофе – к традиционной русской чайной добавилась «кофейная». Частное киноателье «Русь» при поддержке «Международной рабочей помощи» один за другим выпускало новые фильмы. Многие из них, включая «Закройщика из Торжка» (1925) и «Поцелуй Мэри Пикфорд» (1927), стали классикой «нэповского» кинематографа. Артисты и учёные экспериментировали в своих областях. Тем не менее, курс правительства на сворачивание НЭПа оставлял все меньше места частной инициативе, пока не свёл её к минимуму. Все сферы жизни – от искусства до общепита – были стандартизованы и постепенно встроены в систему тоталитарного государства.