Фармацевтика

Получение лекарственных средств интересовало человечество с момента его появления. Искусство изготовления лекарств насчитывает многие тысячи лет. Как свидетельствуют источники, фармацевтика была развита уже в Шумере и Древнем Египте. Грек Гиппократ и римлянин Гален на долгое время стали символами не только фармакологии, но и медицины вообще. Древние традиции впоследствии были переняты арабами, а затем в ходе Крестовых походов попали в Европу. Самая старая европейская аптека, работающая до сих пор, была открыта в 1442 г. в Ревеле (Таллине). В ту пору лекарственные препараты были далеки от привычных и знакомых. Так, в качестве жаропонижающего могла использоваться разведенная соляная кислота, а универсальным средством против кровотечения считалась толчённая египетская мумия.

Интерьер таллиннской Ратушной аптеки
(современный адрес – Raekoja plats 11)

На Руси вплоть до времён Ивана Грозного изготовлением медикаментов занимались в монастырях. Лекарства («зелья») можно было приобрести там же. По большей части они были растительного происхождения, и их свойства изучали методом проб и ошибок. В 1581 г. в Москву, по рекомендации английской королевы Елизаветы, прибыл аптекарь Джеймс Френчем. Он организовал в Кремле аптеку, которая обслуживала царя, его семью и наиболее именитых вельмож. В конце XVI в. возникло первое врачебное ведомство – Аптекарский приказ. В его задачи, помимо прочего, входила заготовка ингредиентов для лекарств и обучение будущих фармацевтов.

Спрос на лекарства привлекал в Москву множество европейских специалистов. Среди них встречались голландцы, поляки, англичане, немцы (впрочем, «немцем» тогда называли любого, не говорившего по-русски). Впрочем, среди них действительно преобладали выходцы из германских земель, а стереотип аптекаря-немца сохранялся в России до самой революции.

Вероятно, наиболее известным из них стал Лаврентий Блюментрост (1619-1705), основатель династии лейб-медиков (то есть обслуживавших непосредственно царскую особу). Выпускник лучших немецких университетов, он был личным врачом курфюрста Саксонии. В 1668 г. Блюментрост был приглашён ко двору царя Алексея Михайловича. В ту пору работа иностранных врачей в России оплачивалась очень высоко. Так, специалист мог получать в год до 2000 рублей (около 10 млн современных), не считая того, что ему оплачивали жильё, выдавали продукты и премии в виде ценных вещей, тканей и мехов за удачно проведённые операции.

Оказавшись в Москве, Блюментрост развил кипучую деятельность. Под его руководством разрабатывались медикаменты, изучались новые методы лечения, было организовано обучение местных лекарей. Отцу помогали трое его сыновей – Христиан, Иван и Лаврентий, которые впоследствии стали придворными врачами. Самый младший, Лаврентий, будущий первый президент Академии наук, был активным сторонником лечения при помощи минеральных вод. По его предписанию страдавший болезнью почек царь Пётр в 1719 г. инкогнито совершил поездку на европейские курорты. С той поры среди знати вошло в моду ездить «на воды». Много лет спустя Христиан Лодер (1753-1832), лейб-медик Александра I, праправнука Петра Великого, организовал поставки минеральных вод в Москву. В Хилковом переулке на Остоженке была организована водолечебница, куда весь московский свет съезжался пить минералку и совершать лечебный променад. Заведение открывалось в 5 утра. Слуги, встречавшие гостей, подносили им кружки с минеральной водой. Далее одни отправлялись в дом принимать ванны, а другие шли на трёхчасовую прогулку по большому парку, спускавшемуся к берегам Москвы-реки. В народе эти господские затеи презрительно именовались «гонять лодыря» (отсюда и пошло это словосочетание).

Трёхэтажный особняк по адресу Хилков переулок, 3 и небольшой сквер (на фото справа) – это всё, что осталось от парка, где работала водолечебница доктора Лодера

Стоит отметить, что до петровского времени все аптечные предприятия были государственными. Прежде всего, это касалось старой Государевой аптеки и Новой аптеки, открытой в 1672 г. в московском старом Гостином дворе (он находился примерно там же, где в XIX в. был построен новый Гостиный двор). Согласно царскому указу 1673 г. они получили монополию на торговлю лекарствами. Для обслуживания аптеки на берегу Неглинки, между Троицкими и Боровицкими воротами Кремля, был разбит аптекарский огород.

В Новой аптеке работала передовая по тем временам команда фармацевтов, хотя многие артикулы импортировали из Европы. Годичный оборот превышал 4 000 рублей (или более 20 млн современных). Руководили работой аптеки иностранцы, русские лекари могли лишь наниматься к ним в качестве учеников или помощников. Их жалование составляло всего 1-2 рубля (примерно 5-10 000 современных) в месяц. В поисках дополнительного заработка аптечные ассистенты в свободное время торговали различными снадобьями в соседнем Зелейном ряду. В отличие от Новой аптеки с её высокими ценами, этот сегмент был более демократичным. Формально эта предпринимательская деятельность не нарушала монополию («зелье» и «лекарство» считались разными вещами). Тем не менее, поскольку доход от аптеки шёл напрямую в казну, власти ограничили её конкурентов, запретив продавать в Зелейном ряду те же препараты, которые были в продаже и в аптеке.

Подобный паритет просуществовал до конца столетия. Конец ему положило громкое уголовное дело. В апреле 1699 г. внезапно умер боярин Пётр Салтыков. Созданная по приказу царя Петра комиссия выяснила, что боярин, страдавший от бессонницы, отправил своего крепостного в Зелейный ряд за снотворным. Тому там продали семена опийного мака, не объяснив, как их принимать. В результате Салтыков умер от передозировки. По следам этого скандального дела уже в 1700 г. был введён запрет на несертифицированную торговлю лекарствами, приведший к закрытию зелейных лавок.

Вместе с тем Пётр осознавал, что сохранение казённого статуса аптек будет препятствовать их развитию. По указанию царя в Москве были организованы первые восемь частных (или, как тогда говорили, «вольных») аптек:

— Иоганна Грегориуса в Немецкой слободе (о ней напоминает Аптекарский переулок в районе Лефортово);

— Даниила Гурчина у Мясницких ворот;

— Гавриила Саульса у Покровских ворот;

— Михаила Арникеля у Варварских ворот;

— Алексея Меркулова на Пречистенке;

— Авраама Рута, недалеко от Троицкой башни Кремля;

— Гавриила Бышевского (местонахождение неизвестно);

— Альберта Цандера на Сретенке.

Владельцы частных аптек изначально получили значительные привилегии со стороны властей. Так, каждому из них три года выплачивали подъёмные деньги, предоставляли помещение без арендной платы и освобождали от налогов. Казённые аптеки тоже сохранялись, но теперь в основном обслуживали армию. Функции Аптекарского приказа постепенно передавались в созданную в 1712 г. Аптекарскую канцелярию. В обеих столицах были разбиты большие аптекарские огороды. Московский располагался в районе нынешней станции метро «Проспект Мира» (сейчас это Ботанический сад МГУ), петербургский – в самом центре города, на Мойке. Там же, по аналогии с московской, была открыта петербургская Главная аптека.

Старый аптекарский огород на карте Москвы

Аптекарский огород в Петербурге находился на острове между Невой и Мойкой

Любопытно, что в ту пору Миллионная улица ещё не приняла привычный нам вид. Элитным районом эта местность стала уже при Екатерине II, когда был построен Мраморный дворец и множество особняков. В начале XVIII в. здесь, наряду с лекарями, жили в основном моряки и военные.

Аптекарскому огороду уже тогда было тесно на небольшом участке, и по приказу Петра был разбит ещё один, на острове, который затем назовут Аптекарским. Сейчас там обычная городская застройка, а наследником огорода стал Ботанический сад, получивший имя великого царя.

Аптекарский остров на карте Петербурга

Здание Земского приказа, в котором располагалась московская Главная аптека. Фотография 1860 г. Сейчас на этом месте стоит Исторический музей

Здание, в котором располагалась петербургская Главная аптека (Аптекарский переулок, 1)

Петровская задумка, как оказалось, имела неоднозначные последствия. С одной стороны, она действительно способствовала развитию отрасли. Неизменно высокий спрос и правительственная поддержка (в частности, беспошлинный ввоз сырья) обусловили высокий доход аптекарей, которые инвестировали в разработку новых лекарств. Тем не менее, такой подход сформировал замкнутую корпорацию аптекарей и привёл к появлению монополии. Согласно петровской привилегии, никто не мог открыть аптеку в конкретной местности, если на то не было согласия владельца уже имевшегося здесь предприятия. Из-за этого первая аптека в Москве после петровских появилась только в 1784 г. Всего же в конце XVIII в. на всю Россию было только 100 аптек. В основном они были сосредоточены в столицах, в провинции их было мало. В принципе аптеки могли принимать любого посетителя, однако из-за высоких цен простой народ предпочитал лечиться у знахарей.

Неоднозначность ситуации заключалась и в том, что ограниченное количество аптек позволяло властям контролировать оборот лекарственных и сильнодействующих средств. Так, в 1756 г. был введён полный запрет на продажу медикаментов, а в 1758 г. – ядов за пределами аптек. В годы правления Екатерины Великой происходила дальнейшая стандартизация отрасли. В 1784 г. был выпущен запрет на реализацию медикаментов без предварительного тестирования, в 1787 г. – единый прейскурант. Наконец, в 1789 г., был опубликован первый Аптекарский устав. Что симптоматично, он был написан на русском и немецком языках. Согласно ему, аптекарь, в частности, не имел права выписывать рецепты, а мог только отоваривать их, за исключением экстренных случаев, когда поблизости не было медиков. Лекарство должно было изготовляться строго по предписанию врача, отпуск лекарств по рецептам врачей, не имевших лицензии, запрещался. При изготовлении лекарств аптекарь должен был ориентироваться на стандартизованное руководство. К этому же времени относится введение первой аптекарской таксы, то есть наценки на лекарство за труды по его изготовлению.

Пример аптекарской таксы, 1850 г. (перерасчёт 1 копейка того времени = 20 современных рублей)

Именно аптекарская такса стала тем предметом, вокруг которого развернулись нешуточные дискуссии. Некоторые владельцы аптек подчёркивали, что эта мера ведёт только к убыткам. По их словам, таксации вещества сопутствовала длительная процедура, когда после приготовления лекарства аптекарь должен был зарегистрировать рецепт, записать его в отдельной книге и затем архивировать его. Для этого были нужны отдельные сотрудники, на жалование которым и уходила вся наценка.

Такая позиция вызвала волну несогласия. По мнению наблюдателей, такса, сама по себе небольшая, открывала обширное поле для злоупотреблений. Это описывали в своих воспоминаниях бывшие аптекарские ученики. В первую очередь, аптекари пользовались тем, что чиновники не разбирались в фармацевтике и устанавливали таксу даже для разновидностей одного и того же препарата. С другой стороны, аптекарь стремился отпускать препарат как можно меньшими дозами, так как всякий раз такса пересчитывалась заново. К примеру, килограмм соды во второй половине XIX в. стоил в аптеке 25 копеек (примерно 500 современных рублей). Однако в таких количествах её никто не покупал, и соду отпускали унциями «для удобства». При перерасчёте в унциях стоимость килограмма вырастала на 1200% и достигала трёх рублей (около 6 000 современных). Антон Павлович Чехов, сам врач по образованию, посвятил этой ситуации ироничный рассказ «Аптекарская такса, или Спасите, грабят!!».

Ещё одним острым вопросом стала фальсификация лекарств. Недобросовестные аптекари часто продавали вместо нужного препарата внешне похожий, как в случае популярных в своё время мятных капель. Для их изготовления по правилам следовало взять чистый спирт, настоять на мяте и добавить эфирного масла в соотношении 1:7. В свою очередь, фальсификаторы брали разбавленный спирт, настаивали на крапиве (или на чём-нибудь зелёном, чтобы соответствовал цвет) и добавляли масла в соотношении 1:24. Другие продавали дешёвые лекарства под брендом дорогих (запатентованные средства стоили в несколько раз дороже непатентованных, хотя и идентичных по составу), третьи подделывали оригинальные упаковки. Из-за того, что чёткое определение фальсификата отсутствовало, защита честного имени аптеки ложилась на её владельца.

Новый аптекарский устав, введённый в 1836 г., был нацелен на изменение сложившейся ситуации. Теперь лекарство запечатывалось в упаковку, на которую наносились его состав и способ применения, указывалось название аптеки, имя пациента и выписавшего рецепт врача. Без рецепта могли отпускаться только самые простые средства. Сама аптека должна была состоять из трех комнат (рецептурной, материальной и рабочей), помещения для изготовления отваров, лаборатории и подвала с ледником. Перед открытием инспектор врачебной управы удостоверял, что в аптеке есть всё необходимое оборудование, такса последнего издания, работы по химии и фармации. Отдельно проверялось наличие книг, куда заносились все продажи, прежде всего, рецептурных и сильнодействующих препаратов.

Вместе с тем, в новом уставе крылось глубокое противоречие. Так, он закреплял существование аптечной монополии, прежде всего, согласия владельцев уже работавших аптек на открытие в их местности новых предприятий. Тем не менее, там же было прописано право любого человека открыть аптеку, если он обладал подтверждённым основным капиталом и приглашал в качестве управляющего дипломированного специалиста. По закону 1847 г. тому, кто желал открыть аптеку в уездном городе, следовало подтвердить обладание суммой в 1500, а в губернском – 3000 рублей (соответственно около 3 и 6 миллионов современных). По мнению специалистов, эти суммы покрывали лишь расходы на помещение, тогда как финальные инвестиции составляли от 3000 до 5000 (6-10 миллионов) в уездном, от 8000 до 10 000 (16-20 миллионов) – в губернском городе и от 12 до 20 000 (24-40 миллионов) – в столицах. Из-за этого, в частности, к моменту отмены крепостного права (1861 г.) по всей Москве было всего 30 частных аптек.

Пореформенное время (1860-70-е гг.) вновь выдвинуло на передний план проблему расширения аптечной сети. В этой связи было решено нормировать аптеки по числу вероятных обращений. В 1864 г. на каждую столичную аптеку была установлена норма в 12 000 человек и 24 000 рецептов в год. Для губернских городов это число составляло 10 000 человек и 12 000 рецептов, а для уездных – 5 000 человек и 6 000 рецептов в год. Новые аптеки было разрешено открывать, если число обращений превышало норму.

Следует отметить, что данный подход очевидным образом был нацелен на борьбу с монополией «старых» аптек, так как устанавливал минимальный порог обращений (фактически по одному рецепту на человека в год за пределами столиц). Владельцы аптек не могли этого не понимать и стремились найти выход из ситуации. Чаще всего они оформляли новое предприятие на кого-то из родственников, или сдавали аптеки в аренду. Положение аптечных монополистов укрепляла неразвитость фармацевтической промышленности России. Так, даже в 1880-х гг. по всей стране работало лишь 15 небольших фабрик, тогда как основное производство лекарств было по-прежнему сосредоточено в рамках аптек. Поиск альтернативы привёл, помимо прочего, к популярности гомеопатии.

Гомеопатическая аптека Форбрихера (Пречистенка, 6). В качестве обычной аптеки работает и в наши дни

Подобное положение заметно осложнило функционирование сельских и земских аптек, организованных местным самоуправлением. По закону они пользовались заметными послаблениями. Их количество рассчитывалось исходя из расстояния между ними (15 верст, затем снижено до 7). Здесь были менее строгие, чем в «нормальных» аптеках, правила (в частности, не нужны были отдельные помещения). Поскольку принцип учёта рецептов сохранялся и здесь, сельские аптеки стремились развивать нерецептурную продажу в обход врачей. Большую популярность получили так называемые «аптечные магазины», торговавшие готовыми лекарствами. Из-за сопротивления городских монополистов подобные предприятия были полностью зависимы от импортных поставок. Одним из первых, кто решил переломить ситуацию, был Роман Кёлер (1838-1907).

Товарищество «Р. Кёлер и Ко»

Фридрих Карл (Роман Романович) Кёлер был уроженцем Ревеля. Получив образование аптекарского помощника, он переехал в Москву, где начинал обычным провизором. Накопив первоначальный капитал, он открыл химическую фабрику, которая сперва делала красители и уксусную эссенцию. Первые большие деньги Кёлер заработал на выпуске красок для пасхальных яиц. Полученные средства он вновь вложил – на этот раз в производство лекарств и средств гигиены.

Роман Романович (Фридрих Карл) Кёлер

В чём был секрет предпринимательского успеха Кёлера? Во-первых, он делал ставку на всевозможные новшества. В частности, его фабрика первой начала выпускать зубную пасту и освежитель воздуха. Именно Кёлеру мы обязаны появлением переносных аптечек, укомплектованных стандартным набором медикаментов. Каждая из них была снабжена подробной инструкцией, где описывались свойства и способ применения лекарств.

Инструкция по использованию кёлеровской аптечки, выпущенная отдельной брошюрой

С другой стороны, Кёлер делал ставку на доступность своей продукции. Его предприятие выпускало линейки недорогих кремов, мыла, «душистой воды» (аналога одеколона), которые одновременно были дезинфицирующими средствами. Помимо этого, Кёлер начал производить дешёвое детское питание (тогда его называли «молочной мукой») и бульонные кубики, конкурируя с продукцией швейцарских фирм Nestle и Maggi. К 1912 г. на фабрике было 400 рабочих, а её оборот составлял 1.2 млн. рублей (около 1.5 млрд современных).

Реклама фирмы Кёлера

Корпуса фабрики Кёлера в Москве на Вороньей улице (современный адрес – ул. Сергия Радонежского, 15)

С той поры Кёлер получил известность как идеолог импортозамещения. Это касалось и фармакологической сферы. В своих многочисленных публикациях Кёлер подчёркивал важность развития данного сегмента производства. По его словам, больше всего от импорта страдала самая массовая, земская аптека. Как отмечал предприниматель, губернские фармацевты, выступавшие экспертами в ходе закупок, обманывали земства с целью получения выгоды. Каждый раз они действовали примерно по одной схеме, а именно сопоставляли цены иностранного производителя и отечественных фирм, не учитывая накладных расходов в первом случае и завышая расценки – во втором. Кёлер описывал попытку контрольной закупки, когда он предложил одному из фармацевтов взять у немецкого производителя препараты по ценам, указанным в его экспертизе для одного из уездных земств, пообещав бесплатно снабжать нужный уезд готовыми лекарствами. Фармацевт, однако, проигнорировал обращение фабриканта.

Пай Товарищества «Р. Кёлер и Ко.»

Стоит отметить, что Кёлер затронул ключевую проблему. Многие медикаменты, не только больничные антисептики, но и обычный йод, были импортными. Основными поставщиками выступали немецкие компании, прежде всего, «Гейе» (Дрезден) и «Мерк» (Дармштадт). Русским фирмам, в том числе самому Кёлеру, приходилось продавать эти лекарства с наценкой минимум 30-40%, чтобы «отбить» стоимость. При этом подобная ситуация играла в пользу аптечной монополии, где провизоры могли сами регулировать прибыль, как и прежде таксируя импортные препараты. Со стороны владельцев аптек на Кёлера обрушилась волна чёрного пиара. Его обвиняли в том, что вместо отечественных он торгует перекупленными импортными средствами, перекладывая их из «родной» упаковки в собственную, и стремится нажиться за счёт дешёвой и некачественной продукции. Из-за сопротивления аптекарей развитие отрасли шло очень медленно. Производство лекарств вне аптек было официально разрешено лишь в 1898 г. При этом ассортимент продукции был ограничен, и её можно было поставлять только в те же аптеки и больницы. Оптовики, в свою очередь, могли закупать лишь безрецептурные препараты.

Тем не менее, вопрос, поднятый Кёлером, нашёл отражение и в дискуссиях профессионального сообщества. На медицинских съездах обсуждался ряд злоупотреблений, обусловленных сохранением аптечной монополии. Это касалось не только названных подставных владельцев и арендаторов. Стали известны факты перепродажи привилегии на управление аптекой – сумма сделки составляла от 6 000 до 20 000 рублей (примерно от 9 до 30 млн современных). Помимо этого, были выявлены многочисленные случаи мошенничества (рекламы несуществующих препаратов в газетах) и контрафакта, когда под марками известных компаний в страну попадали лекарства неизвестного происхождения. По закону 1899 г. образцы любого препарата поступали на таможню и в Медицинский совет с сопроводительной документацией. После прохождения экспертизы список принятых к обращению лекарственных средств публиковался в специализированных изданиях, а получившие отрицательное заключение заносились в специальные перечни, которые рассылались по врачебным правлениям. С 1910 г. на лекарстве начали в обязательном порядке писать состав, место и время производства. Разрабатывался закон, согласно которому за фальсификацию лекарств полагался штраф до 1000 рублей (около 1,5 млн современных) или лишение свободы на срок до 3 месяцев. 

В сложившихся условиях владельцы наиболее крупных аптек начали перепрофилировать свой бизнес, превращая его в полноценное производство. Самыми известными предприятиями нового типа стали аптеки Феррейна (Москва) и Пёля (Петербург).

Аптека Феррейна

Старая аптека Гурчина за первые сто лет своего существования сменила четырёх владельцев. В марте 1832 г. её за 80 000 рублей (примерно 150 млн современных) купил выходец из Германии, выпускник Московского университета Карл Иванович Феррейн (1802-1887). Семейное дело унаследовал его сын, Владимир Карлович (1834-1918), который приобрёл для аптеки новое здание на Никольской улице. Аптека Феррейна стала самой большой в Европе. Она находилась в центре производственного комплекса, включавшего лаборатории, школу фармацевтов и мастерские по изготовлению тары. Обслуживала аптеку собственная фабрика в деревне Нижние Котлы (сейчас в черте Москвы, район станции метро «Нагатинская»).

Владимир Феррейн

Аптека Феррейна (Никольская, 23): старая фотография…

… и современный вид

На первом этаже, который обслуживали 12 провизоров, находилась «ручная» (безрецептурная) продажа.

Торговый зал первого этажа аптеки Феррейна

На втором этаже 5 сотрудников принимали рецепты и ещё столько же отпускали лекарства, 3 человека рассчитывали таксы, 6 машинисток печатали ярлыки для упаковок. Клиент сдавал рецепт и получал квитанцию для оплаты, где указывались его имя, данные врача, выдавшего рецепт, и его стоимость. Ассистент изготавливал лекарство, которое по очереди проверяли два фармацевта. Копии рецептов хранились в аптеке 10 лет. За рецептурную часть отвечал сын Владимира Карловича, Александр Владимирович Феррейн. На третьем и четвертом этажах располагались служебные помещения (в том числе корпоративная столовая), стерилизационная, склады сырья и тары. Всего у Феррейна работало 600 специалистов и до 1000 рабочих.

Торговый зал второго этажа аптеки Феррейна

Аптека была открыта с 8 до 22 часов в две смены по 7 часов, включая полчаса на обед. На ночь оставались дежурные. Рабочий график был 6/7 (для обычных сотрудников) и сутки через сутки (для дежурных). У Феррейна продавалось 300 наименований лекарств, каждый день аптека обслуживала до 3000 покупателей. Прибыли компании росли: если в 1875 г. рецептурная продажа принесла 87 700 рублей, а «ручная» 42 300 (131.5 и 63.5 млн современных), то в 1908 г. эти показатели составляли уже 402 000 и 320 000 (соответственно 482.5 и 384 млн современных).

Помимо медикаментов, Феррейн продавал минеральную воду и так называемые «медицинские вина». Ещё Авиценна писал о терапевтических свойствах малых доз вина. В старой Ратушной аптеке в Ревеле, помимо чая, можно было в лечебных целях выпить бокал бордо. Продолжая эту традицию, Феррейн ввёл в ассортимент линейку особых вин – в них растворялись лекарственные, тонизирующие или биологически активные добавки. Вино поступало из собственных виноградников владельца в Крыму. Как в своё время Лодер был пропагандистом водолечения, Феррейн стал приверженцем энотерапии. Среди его фирменных марок можно назвать «Кондуранго» (вино с экстрактом одноимённого тропического растения, желудочное средство) и «Кока на портвейне». Особой популярностью пользовался херес с колой.

Упаковка товара в аптеке Феррейна

Лаборатория аптеки Феррейна

Зная о популярности в народе аптечных магазинов, Феррейн организовал сеть филиалов главной аптеки. Один из них, на Серпуховской площади, работает в качестве обычной аптеки и в наши дни.

Аптека на стрелке Большой Полянки и Большой Ордынки (65/74 стр. 1) до революции была одним из филиалов аптеки Феррейна

В 1902 г. на основе аптечного комплекса было организовано паевое Товарищество. Его оборот к 1914 г. составлял 7 млн рублей (или примерно 8.4 млрд современных). Большинство паёв оставалось в руках семьи Феррейнов, состояние которой оценивалось в 6 млн рублей (или 7.2 млрд современных).

Каталог Товарищества Феррейна. Обложка украшена позолоченным гербом поставщика императорского двора и торговой маркой владельца

Со временем аптека Феррейна стала одним из символов Москвы (в прессе её именовали «царь-аптекой»).

Производственный корпус аптеки Феррейна (Кривоколенный переулок, 12). Здесь же жил владелец предприятия.

В столице империи, Петербурге, тоже существовало аналогичное предприятие, которое создал другой немец, Александр Васильевич Пёль (1850-1907).

Аптека Пёля

Основатель аптеки доктор Пёль был невероятно энергичным и многогранным специалистом. Выпускник Медико-хирургической академии, он получил там профессуру и перевел на русский язык многотомное «Руководство к фармацевтической и медико-химической практике». Пёль интересовался широким кругом проблем, в частности, системами водоочистки (производил бактериологические экспертизы на Неве), борьбой с заражением пшеницы, исследованием ядовитых примесей в тканях (актуальная проблема для того времени). Однако его подлинной страстью стала популярная в его время органотерапия – способ лечения вытяжками из тканей различных органов. Для изучения этой методики Пёль организовал Органотерапевтический институт.

Александр Пёль

Получив в наследство от отца аптеку, Пёль развернул на её основе научно-производственный комплекс. Здесь изготовлялись медикаменты, работали клинические лаборатории, где тестировались препараты и производились анализы (для неимущих пациентов они делались бесплатно). На предприятии было занято 200 человек. Именно Пёль ввёл в оборот знакомые нам дозированные лекарства в виде таблеток и изобрёл стеклянные ампулы для инъекционных растворов.

Аптека Пёля на Васильевском острове в Петербурге. Уже после его смерти она была встроена в доходный дом (7-я линия, 16/18)

Любопытно, что и Феррейн, и Пёль постоянно присутствовали на своих предприятиях, и даже их личное жильё находилось там же. Подобно Феррейну, Пёль превратил своё имя в бренд. Его предприятие выпускало фирменную линейку средств с припиской «от Пёля». Наиболее известным препаратом стал выделенный из семенной жидкости различных животных спермин. Первоначально он должен был служить общетонизирующим средством, однако выяснилось, что спермин является эффектным средством от импотенции.  Его принимали по 30-40 капель на стакан воды 2-3 раза в день. Обычно для достижения результата было достаточно одного-двух дней, при этом эффект был основан на общем тонизировании организма и, соответственно, был более длительным. Вместе с тем стоил флакон 3 рубля (около 4000 современных), то есть дороже, чем современные средства. Благодаря известности первооткрывателя «спермин Пёля» вышел на европейский и американский рынки.

С этой брошюры началась история русской виагры

Фирменный флакон со спермином

К началу Первой мировой войны фармацевтика в России была динамично развивавшейся отраслью. К 1912 г. в стране было 4 500 частных аптек и более 3 500 аптекарских магазинов. К тому моменту промышленность начинала теснить аптекарей: российские аптеки изготовили лекарств на 18 млн рублей, а продали готовых на 13 млн рублей (соответственно 21.6 и 15.6 млрд современных). Тем не менее, серьёзной проблемой был большой сегмент импортных лекарств, по некоторым показателям достигавший 80%. Основным поставщиком лекарств для России выступала Германия, и с началом войны фармацевтика оказалась в крайне тяжёлом положении. Так, обычный аспирин подорожал в 100 раз. В обществе царили антигерманские настроения и шпиономания. В мае 1915 г. аптеке Феррейна был нанесён серьёзный ущерб в ходе печально известного антинемецкого погрома в Москве. Тогда город в течение двух дней фактически находился в руках толпы. Фабрике Кёлера и аптеке Пёля повезло больше, однако они не спаслись от революции и национализации аптечного бизнеса. Все наследники именитых семей (внуки Феррейна, дочь Кёлера и сыновья Пёля) выехали на историческую родину в Германию, потеряв все свои российские активы. Так, современное предприятие «Ферейн» не имеет отношения к старой семейной фирме и даже пишется с одной буквой «р». Тем не менее, гений места сохранился: вплоть до недавнего времени москвичи ходили за лекарствами «к Феррейну», а питерцы – «к Пёлю».